Мир Кати и Алексея Бажовых рушится в один миг, когда убивают соседскую девочку. На месте преступления замечают машину Кати, и молодой следователь начинает подозревать их семейную пару. Под давлением обвиняющих взглядов и вопросов, пара пытается сохранить хрупкий баланс между доверием и страхом. Но в ходе следствия выясняется жуткая правда – настоящей жертвой должна была стать сама Катя. Это
Лика, худышка в потертом свитере, протирала пыль с венского стула в антикварной лавке на Рубинштейна, 12, когда колокольчик над дверью звякнул. Сергей, архитектор с сизыми висками, в пальто, пахнущем мокрым петербургским снегом, попросил показать треснувшее зеркало в раме из карельской берёзы. «Реставрировать будете?» — спросила она, поправляя очки, заляпанные клеем для декупажа. Он кивнул,
Антон Семёнов, математик-неудачник из Екатеринбурга, в пятницу вечером копался в архивах закрытого НИИ на улице Луначарского. Его друг Артём, инженер-электрик с обгоревшими пальцами от пайки, нашёл в вентиляционной шахте папку с письмами на немецком. «Тут про какую-то «зональную функцию», — Артём ткнул в пожелтевший лист, пахнущий плесенью. Антон, поправляя очки с заклеенной скотчем дужкой,
Лера, пятнадцать лет, после уроков в школе №14 забегает в «Пятерочку» за гречкой и сгущенкой. Мать, Светлана, просит присмотреть за трехлетним Витькой, пока она на ночной смене в хлебном цеху. В панельной двушке на Ленина, 14 трещит голубой чайник с отколотой эмалью. Лера варит кашу, поправляет провисшую розетку скотчем, слышит, как отчим Никита стучит кулаком по стенке: «Заткни его, а? Я в шесть
Лиза, копирайтер из рекламного агентства на Тверской, три дня корпела над слоганом для йогурта. «Живи вкусно — не выходя из офиса», — бросила она в чат Артёму, своему боссу, который ответил: «Слабо. Переделывай. Клиент платит за эмоции, а не за тухлые идеи». Вечером, пока она ковыряла холодную гречку из контейнера, раздался звонок из банка: «Просрочка по кредиту — 87 тысяч. До суда неделя».
Лена, в рваной куртке поверх халата, бегала между стеллажами заброшенного химзавода под Нижним Новгородом. Ее брат Кирилл, с татуировкой змеи на шее, тыкал в пробирку шприцем: «Ты уверена, что эта гадость из отходов «ФармГена» сработает?». В холодильнике рядом с образцами валялись пустые банки тушенки, а на ржавой плите кипел чайник для ночных чаепитий. Они искали лекарство от редкой мутации
Лиза приехала в деревню Песочное в конце сентября, чтобы разобрать вещи в доме покойной бабушки. На крыльце ее встретили три черных кота — один с белым пятном на ухе, другой худой, третий мял лапами рваный половик. В прихожей пахло сыростью и старой мебелью: бабушкин платок висел на гвозде, рядом — коробка с пуговицами и ржавыми ключами. «Опять дверь сарая открыта, — буркнул сосед Иван Петрович,
Гриша, пятнадцатилетний парень с облупленными сережкой в ухе, тащит из магазина пакет с хлебом и банкой тушенки. Его мать, Ольга, спит на кухне в халате с пятнами вина, пустые «Ятрань» валяются под столом. Сестра Катя, восемь лет, в рваных колготках, рисует на обоях фломастером кошку: «Гриш, я есть хочу». Он открывает консервным ножом банку, разогревает на газовой горелке. В подъезде сосед дядя
Денис, 23 года, копался в двигателе полуразобранного ВАЗ-2109 возле пятиэтажки в Люберцах. Из окна третьего этажа Лера, его соседка по общаге, кричала: «Опять масло на джинсы прольешь!» — бросая в него смятый пакет от «Доширака». Артём, бывший сварщик с татуировкой «Не верь» на костяшках, притащил ящик пива «Балтика» и начал рассказывать про стройку у МКАД, где ночью можно стащить медные провода.