Юлия Верховская

В сибирской деревне Глухово двенадцатилетний Антон из местного детдома натыкается на полузасыпанную икону возле развалившейся часовни. Рука у фигуры на доске отломана, краска слезла, но глаза — синие, как ледянка. "Чё, святым стал?" — хрипит Гришка, друг из старшей группы, когда Антон прячет находку под кроватью. Ночью мальчишка просыпается от скрипа — тень с крылом вместо руки ползет по стене. Утром в углу спальни валяется дохлая сорока, клюв расколот пополам. Нина Петровна,
Анна, 34 года, работает в детской библиотеке на окраине Екатеринбурга. Каждый день после смены она забирает сына Витю из школы №17, где учительница постоянно жалуется: «Он опять подрался. Вам бы мужика в дом найти — мальчишку воспитывать». Дмитрий, ее бывший муж, чинит иномарки в сервисе «Автополис»; в пятницу заезжает к ним в хрущевку с тортом «Прага» и новым конструктором, но Анна хлопает дверью: «Ты полгода алименты не платил, а теперь в папочку примерного играешь?». В среду Ольга, соседка с
Лида, тридцать четыре года, бухгалтер из Питера, три недели красит стены в двушке на проспекте Науки. Сергей, ее муж, электрик с облупленными костяшками пальцев, пытается заменить протекающий кран под раковиной. Из соседней квартиры доносится запах жареного лука и крики на таджикском. «Ты вообще слышишь, что я говорю?» — Лида стучит кистью по банке с «Белоснежкой», глядя на полосу плесени над дверным косяком. Сергей молчит, вытирает тряпкой локоть, заляпанный ржавой водой. Вечером они едят