Terri Czapleski

Рори Блэквелл, в рваных джинсах и с чемоданом из картона, втиснула ключ в скрипучую дверь дома на Ридж-стрит. В прихожей пахло плесенью и старыми газетами — отец, Джонатан, так и не починил протекающую крышу. В кухонном ящике она нашла пачку писем 1987 года: «Они в стенах. Не давай им твое имя», — каракули чернилами. Сосед, Мерфи, курил на крыльце, когда Рори спросила про записки. «Твой старик рыл под фундаментом, — хрипло бросил он, — а теперь чертов колодец светится по ночам». В подвале, под
Мэйра, в потёртой косухе, копалась в двигателе старого трактора за амбаром. Рядом вертелся её младший брат Люк, пытаясь приладить к дрону самодельную корзинку для сбора яблок. «Слезь уже, искры летят!» — буркнула она, вытирая лицо грязным рукавом. По вечерам они патрулировали границы фермы, чинили провода, перегрызенные енотами, а перед сном слушали радиоштормы из дедовского транзистора. Старик Харлан, их сосед, таскал в сарай ржавые инструменты и ворчал про «молодяжь, которая и гвоздь без
Рори Блэквелл, рыжая девушка в растянутом свитере, копается в коробках на чердаке старого дома в Бруклине. Рядом валяется её младший брат Джо — в наушниках, с гитарой на коленях. В пыльном сундуке под разбитой лампой Рори находит дневник 1923 года: *"Эмили Маршалл. 17 лет. Отец запрещает выходить после шести..."* — и выпавший снимок фабрики у парка Проспект. "Джо, смотри, даты совпадают с тем пожаром из газет," — тычет она в страницу с пятнами чая. Брат снимает наушники: