Марио Рива

В камере №12 миланской тюрьмы Сан-Витторе Лука Барди, вор-рецидивист, прячет под матрацем заточку из распиленной ложки. Его сокамерник Марко Вентури, бывший доктор, осуждённый за подделку лекарств, рисует на стене углём карту канализационных тоннелей. «Ты уверен, что тоннель под прачечной не заблокирован?» — Лука вытирает пот со лба, глядя на трещину в потолке. «Старик Джузеппе чистил его в
О, вот это да! Только представь — старые добрые времена, когда все вертелось вокруг налички, а эти ребята вообще решили, что можно разбогатеть на… барабанах… да-да, на обычных консервных банках! Серьезно, я сначала думал: «Ну и что тут интересного?» А потом втянулся так, что даже попкорн забыл жевать. Чувак, это ж надо было додуматься — превратить хлам в золото! Я сижу, смотрю и понимаю:
О, этот фильм! Слушай, я до сих пор под впечатлением — как будто случайно наткнулся на старую шкатулку с секретом. Помнишь эти кадры, где герой в смятом костюме пытается удержать равновесие на краю фонтана? Ха-ха, я тогда чуть не рассмеялся в голос, а потом вдруг — бац! — такое пронзительное одиночество сквозит в его улыбке. Неожиданно, правда? Атмосфера там… Боже, это как глоток эспрессо в
Ох, как же там было… Ты представляешь — песок, который теплится даже ночью, будто впитал всё солнце мира? А эти узкие улочки, где запах жареных фиников смешивается с морским бризом — невозможно понять, тянет ли тебя в кафе за углом или бежать к волнам, пока ветер не унёс этот аромат. Иногда кажется, будто сам воздух там шепчет истории: то ли про старых купцов, то ли про влюблённых, что терялись в