Карлхайнц Хакль

Марко Вольтер, шеф-повар ресторана *Зильберфиш* в Мюнхене, каждое утро начинает с проверки поставок. Его брат, Томас, владелец полуразрушенного бара *Коррадо* на окраине, регулярно требует денег: «Ты же знаешь, кому я должен. Или они придут за тобой». В подсобке, пахнущей копчёной паприкой и старым маслом, Марко прячет украденные трюфели в коробке из-под замороженных кальмаров. Поставщик Герхард
Роми, девочка в залатанном синем платье, живет с бабушкой в полуразрушенном доме на окраине города. Руины с торчащими балками, разбитые витрины магазинов — обычный пейзаж 1953 года. В школе, устроенной в бывшем бомбоубежище, она рисует углём на обёрточной бумаге, пока учительница в потёртом пальто рассказывает про дроби. После уроков Мария, соседка с ожогом на левой руке, тащит её к
Знаешь, иногда жизнь подкидывает такие повороты, что хоть святых выноси. Вот как эта Адель — артистка, казалось бы, куча амбиций, а сцена не сложилась. Ну и что делает любая, когда мечта трещит по швам? Правильно, хватается за первое, что блестит. Финансы! Ха, я бы, наверное, тоже ринулась в авантюру, если бы голодный взгляд в зеркале каждый день напоминал о провалах. Сначала-то всё сказочно:
Вот как можно переписать текст, добавив естественности и эмоций: — Представьте: тихая шведская деревушка, где все друг друга знают. И вдруг — *такое*. Виви Сандберг и ее напарники-полицейские, кажется, даже дышать перестали, когда вошли в первый дом. Девятнадцать человек… Нет, вы только вдумайтесь — *девятнадцать*. Людей, которые вчера еще пили кофе на кухнях, смеялись, сплетничали. А теперь —
Вот, попробую передать это своими словами, как будто рассказываю приятелю за чашкой кофе: Представь: заброшенная хибара где-то меж гор, а в ней — женщина. Волосы будто ножницами резала сама, глаза в синяках от бессонницы, а лицо… Ну, знаешь, когда полгода жуёшь коренья и таскаешь дрова? Вот. Пишет она что-то на оборотах старых календарей — тех, что валялись тут ещё с прошлых хозяев. Бумага