Давид Цаллаев

Лида разбирала старые журналы в районной библиотеке, когда наткнулась на записку в потрёпанном томе Чехова. *«Сходи к тёте Марусе, деньги под красной банкой»,* — коряво вывел карандашом чей-то незнакомый почерк. На улице моросил дождь, а в углу комнаты гудел сломанный холодильник, пахло сыростью и пылью. Семён, её сосед-электрик, сидел на кухне, обмакивал сухарь в чай с облепиховым вареньем:
Вася, в замызганной телогрейке и с пачкой «Беломора» в кармане, три дня колдовал над трактором «ДТ-75», который заглох посреди картофельного поля под Томском. «Без техталона не положено запчасти выдавать», — бубнил слесарь Геннадий, вытирая масляные руки о газету «Труд». В итоге Вася сунул ему поллитру «Столичной» в разорванный пакет из-под молока. Трактор заурчал, но из выхлопной трубы повалил
Представь: стоишь на сцене, а под ногами будто живой пол — он тебя буквально *судит*. Шутка не зашла? Платформа тихонько наклоняется, мол, «давай, попробуй удержаться». Еще один провал — и ты уже почти карабкаешься вверх, как турист на Эвересте, только вместо льда — собственный пот от адреналина. А зрители-то ржут, гады, не над шутками, а над твоей борьбой с гравитацией! Но самое пекло — эта