Карина Шишлянникова

Анна, медсестра из разбомбленной аптеки на окраине Россоши, подбирала раненого в заброшенной церкви у реки Дон. Его звали Дмитрий — он ворочался на плесневелой соломе, шинель прожжена осколком, лицо в саже. «Зачем спасаешь? Я ж из тех, кто твой дом поджигал», — хрипел он, сжимая котелок с тушёнкой. Анна молча перевязывала рану, заметив, как дрогнули его пальцы при касании — так же, как у
Лиза, 22 года, приехала из Твери с потрёпанным чемоданом, где между вещами затерялась фотография школьного театра. Поселилась в общежитии на окраине Москвы — комната с треснувшим зеркалом и соседкой-студенткой, которая по ночам печатала курсовую на старой «Самсунг». Утро начинала в кафе «Веснушки»: разливала латте менеджерам с покрасневшими глазами, прятала в карман чекушки с чаевыми. «Ты вчера
Анна, бывший менеджер рекламного агентства, в пятницу получила расчетный конверт с синей печатью. Вместо арендованной квартиры на Чистых прудах переехала в родительскую хрущевку под Тверью — зеленый диван с дыркой от кошки, холодильник гудит как трактор. Подруга Лера звонила в скайпе: «Ты точно хочешь сидеть в этом музее совдепа?» Анна разбирала коробки с детскими книгами, наткнулась на фото с
Артём, слесарь с завода «Красный луч», каждое утро просыпался в одну и ту же минуту — 5:47. В комнате пахло гарью, хотя печь в углу давно не топили. Во сне он видел двор своего детства в Нижнем Тагиле: сломанные качели, лужи с радужными разводами, окно четвертого этажа, из которого вырывалось пламя. «Опять котельную чинить будешь?» — спрашивала соседка Марина, встречая его на лестнице с пакетом