Владимир Мельник

Горчаков, Игорь Викторович, в пятницу вечером сидел в кафе на бульваре Штефана чел Маре, разминая папиросу в пальцах. На столе — остывший кофе, блокнот с пометкой «Кодру — 12.10» и фотография разбитого грузовика у села Гидирим. Бармен, Саша, спросил: «Опять по делам?» — кивнул на чек с подписью «Транснистрия-логистик». Из динамиков играла «Землянка», а за окном милицейская «Волга» ждала с включенной фарой. Горчаков вышел, поправил ремень с кобурой, сел в машину — на сиденье лежала карта
Оля, медсестра из киевской горбольницы №5, каждый день брала маршрутку №24 до конца Подола. В кармане халата — чек за обед из столовой «Смак» (борщ — 28 грн, компот — 12). В ординаторской коллега Таня, жуя булку с маком, бросала: «В третьем боксе старик опять трубку выдернул. Иди, разберись». Вечером, протирая спиртом стетоскоп, Оля слышала через стену соседского баса: Максим, гитарист из квартиры 44, репетировал кавер на «Океан Ельзи». «Соседи спать хотят!» — стучала она по батарее. Он
Андрей, водитель маршрутки №578, каждое утро протирал треснутое лобовое стекло тряпкой, пахнущей бензином. Его младший брат Максим в чёрной кожаной куртке поджидал его у гаража на Оболони, бросая окурки в лужу с радужными разводами. «Слушай, мне пять сотен надо до вечера, — Максим прищурился, — Иначе эти уроды мне пальцы по одному отрежут». Андрей молча достал из барсетки смятые купюры: «Это на плитку для маминой могилы. Вернёшь — или сам приду за тобой». В салоне маршрутки пахло затхлым
Знаешь, есть одна история про деда, который застрял в глухой деревеньке — ну, там, где время будто застыло. Бывший фронтовик, жизнь потрепала, но бросить своих он не может. И вот, когда односельчан кинули мошенники, старик решается на отчаянный шаг: тащится в город, чтобы выбить хоть какие-то деньги. А город-то... Совсем другой мир. Шумный, равнодушный, будто муравейник, где каждый сам за себя. И вот что цепляет: он ведь не герой из блокбастера. Просто человек, который даже в магазине