Дарио Барасси

Эстебан, в помятой рубашке с пятном кофе, сидел в кабинете особняка на улице Паскуаля Санчеса. На столе — папки с накладными из Росарио, калькулятор с отколотой кнопкой и термос мате. Марта, его помощница в выцветшем комбинезоне, тыкала пальцем в экран ноутбука: «Вчера на складе в Ла-Боке пропали три ящика инструментов. Сторож говорит, слышал, как Альварес ругался с кем-то на кечуа». За окном —
Альма, барменша из захудалого кабачка в Сан-Тельмо, каждую пятницу наблюдала, как Игнасио, гитарист из богатой семьи, заказывает «Фернет с колой» и оставляет чаевые под стаканом. Его пальцы в серебряных кольцах стучали по стойке в такт мелодии, которую он напевал сквозь зубы: «Твои глаза — как разбитые бутылки на мостовой». Она смеялась, вытирая пролитое вино тряпкой с запахом рыбы, а позже, стоя