Богдан Буйлук

Максим, программист из киевского коворкинга на Подоле, впервые увидел Олю на вокзале: её клетчатый чемодан застрял в турникете, а сама она, в выцветшей кофте с капюшоном, пыталась выдернуть ручку. «Колесо отвалилось по дороге, — бросила она, заметив его взгляд. — Идеальный финал трёхчасовой поездки в плацкарте». Он протянул ей старую термокружку с кофе, пока чинил поломку отвёрткой из рюкзака: «У
Олег Коваль, 42 года, в синем жилете с пятном от машинного масла на рукаве, вытирал руки ветошью возле гаража на окраине Винницы. *"Движок чинить — 300 гривен, если запчасти свои принесёте"*, — буркнул он клиенту в чёрной «Ладе», который спорил о цене, тыкая пальцем в треснувший ремень ГРМ. Дома, в пятиэтажке возле рынка, жена Наталья разогревала вчерашний борщ, пока Олег считал
Оля, пятнадцать лет, втихаря пробирается через треснувший забор стеклозавода в Кривче. Фонарик выхватывает оплавленные бутылки, груды битого изумрудного стекла. Отец, Иван, слесарь третьего разряда, неделю не говорит за ужином — на заводе задерживают зарплату. «Там же все *скло* горить, а не плавить», — бормочет Оля, подбирая осколок с пузырьками воздуха. Васёк, сын сторожа, тащит её к Днестру:
Настя, водитель Daewoo Lanos 2003 года, каждый вечер объезжает Подол, забирая клиентов с перегаром и разбитыми телефонами. В четверг к ней сел Игорь в помятом пиджаке — забыл портфель с 15 тысячами гривен на заднем сиденье. «Черт, это полгода кредита за квартиру», — бормочет Настя, разворачиваясь у Житнего рынка. Дома мать, обмотав ноги эластичным бинтом, шипит: «Опять везешь чей-то хлам?»
Марьяна, студентка-историк из киевского общежития на Лукьяновке, нашла в архивах библиотеки имени Вернадского потрепанный дневник 1930-х годов с пометкой «Чернобыльские записи». На страницах — схемы странных приборов и упоминания «теней, что шепчут через стены». Через три дня в ее квартире на Оболони пропало электричество, а в углу ванной появилась влажная трещина, пахнущая медью. «Ты слышала?
Оксана, девушка из карпатского села, каждое утро протирала столики в придорожном кафе «Горянка», разливая гостям вишнёвый компот. За горами виделась ей лишь рутина: борщ в чугунках, треснутая тарелка с узором петриковской росписи, которую хозяйка заставляла мыть по три раза. Однажды, выливая помои за сараем, она нашла в крапиве лягушку с перевязанной лапкой. «Ти ж мене не з’їси?» — усмехнулась