Игорь Трафлялин

Арина вытирала пыль со старого фотоальбома, когда за окном завыл ветер. В углу избы треснул фикус в пластиковом горшке — бабка всегда говорила, это к беде. На столе валялись рассыпанные зверобой и чага, рядом мигал экран телефона: «Сергей, 3 пропущенных». Она проигнорировала, достала из холодильника банку с мутной жидкостью. «Опять твоя отрава?» — дядя Витя с лесопилки пнул порог сапогом,
Анна, медсестра с облупившимся лаком на ногтях, дежурит в полупустой больнице под Тверью. Запах хлорки смешивается с ароматом вчерашней гречки из соседнего кабинета. «Опять смена за Машкой?» — бросает санитарка, протирая шваброй треснутый линолеум. Дома дочь Лиза, пятнадцать лет, красит губы фиолетовой помадой перед зеркалом в хрущевке: «Ты хоть помнишь, когда мы в кино ходили?» Анна молча
Прохор Громов, в потёртом сюртуке, разбирает бумаги в конторе отца на окраине Томска. На столе — расплывчатая карта таёжных маршрутов, пачки ассигнаций, перетянутых бечёвкой. «Данилу под лед пустили неспроста, — бормочет приказчик Семён, перебирая четки. — Шурфы у Собачьего яра золото показали, вот и пошли разборки». Прохор, не отрываясь от цифр в журнале, хрипло: «Завтра еду к якутам.
Лиза втирала в ладони дешёвый крем от обветривания, пока Максим ковырялся в щитке с предохранителями. «Смотри, проводка опять дымится», — бросил он, доставая пачку «Беломора» из кармана рваной куртки. За окном общежития на проспекте Славы трещали колёса трамвая, а в комнате на третьем этаже Аня, пятнадцатилетняя с синим закатом на скуле, молча ковыряла пластырь на расцарапанном телефоне. Лиза