Себастьян Рудольф

Эльза, 27 лет, лаборантка на фабрике вокальных струн *MezzoLine* в Берлине, каждое утро чистит станки от смоляной пыли. Её брат-близнец Томас, скрипач в полузабытом оркестре, исчезает после репетиции в заброшенном бункере под Тиргартеном. В кармане его пальто Эльза находит обрывок нотной бумаги с каракулями: *«Они слушают через струны»*. По ночам в цеху, среди коробок с маркировкой *B-44*, она
В Мюнхене, в пивной «У Ганса» на углу Людвигштрассе, Лени Браун, студентка-программистка с татуировкой шахматного коня на запястье, случайно подслушала разговор двух мужчин в кожаных куртках. Один, с акцентом из Берлина, сказал: «До матча осталось три дня. Если Рихтер не снимет ставку, вентиляционные шахты станут могилами». Ее сосед по столу, Томас Кларк, британец с рваным шрамом на подбородке,
Лена, девятнадцати лет из Гамбурга, три раза в неделю ездит на велосипеде в приют для бездомных собак на окраине Берлина. Её сосед по общежитию, Марко, парень с татуировкой лисы на запястье, ремонтирует старую школу в Шпандау: снимает краску со стен шпателем, ворчит, что вместо волонтёрства мог бы подрабатывать барменом. «Ты же сам выбрал экологию вместо денег», — напоминает София,
Йоханн Вайс, бывший моряк с шрамом от ожога на левой руке, тащит за собой ржавый чемодан через переулки Берлина. Его напарница, Элен Дюваль, в кожаной куртке и с пачкой сигарет Gauloises в кармане, встречает его у киоска с кебабом: «Контейнер с документами — в порту Гдыни. Если не успеем до пятницы, Бруно спишет нас в утиль». Они крадут мопед у пьяного туриста возле Бранденбургских ворот,
Зима 42-го. Сталинград — даже назвать это городом язык не поворачивается. Груда щебня, пепла да искореженного металла. Немцы, те самые «непобедимые», застряли тут как в проклятом капкане. Элитный взвод? Ха, через пару дней от них осталась горстка оборванцев — лица в копоти, шинели ледяной коркой. Выжившие больше похожи на призраков, чем на солдат. Представляешь: свист пуль, который въедается в