Жак Дебари

Люк Бертран, детектив с прокуренными пальцами и вечным запахом кофе от *Café de Flore*, копался в бумагах на третьем этаже парижского участка. На столе — фото трупа в переулке за *Les Halles*, перевязанного верёвкой от штор. В кармане жертвы — билет на поезд Париж–Милан и клочок с цифрами: *17, 34, 89*. «*Ça pue le réseau*», — бормотал он, доставая конверт с письмом от информатора из Берлина. Там
Представь, каково это — всю жизнь кружиться в вихре славы и боли, будто ты и есть тот самый умирающий лебедь из своего знаменитого танца. Анна Павлова… Даже имя звучит как пируэт — легкое, но с какой-то щемящей нотой. Эта хрупкая женщина с огнем в глазах пробивалась сквозь царство балетных условностей, словно сквозь колючий туман. Взлетала на вершины — ах, эти её па-де-ша в «Сильфиде»! — чтобы
О, это жесткая история, знаешь? Парень, еще совсем сопляк, накурился до зеленых чертиков — и врезал мусору насмерть. Ну типичный кошмар любого отца, да? Жак, его батя, ломается весь: ищет зацепки, чтоб сына от тюрьмы отмазать. Вроде бы даже вдову убитого почти уговорил — женщина, представляешь, почти готова была простить! Но тут как гром среди ясного неба — журнализды раскапывают, что сам Жак