Петр Рабчевский

Лиза, в потертом фартуке с пятном от кофе, разгружает поднос с грязной посудой. За соседним столиком Максим, в модной куртке с итальянским лейблом, щурится от утреннего света. "У вас тут хоть эспрессо нормальный делают?" — бросает он, пряча дрожь в руках после ночной гулянки. Она молча кивает, замечая царапину на его часах. Через неделю он вернется — не за кофе, а с разбитой гитарой под мышкой: "Слушай, ты же тут все знаешь… Где починить?" Его пальцы пахнут табаком и дорогим
Сергей, электрик из подрайона Заречья, находит в сарае ржавый сундук с письмами отца, погибшего в 90-х. В конвертах — фотографии заброшенной мельницы на окраине и обрывки фраз: *«Если что, спроси у Глеба…»*. За чаем с липким брусничным вареньем соседка Лида, вытирая руки об фартук, бурчит: *«Твой батя с тем Глебом ночами возле реки шлялись. Говорили, клад искали»*. На следующий день Сергей пробирается через заросли крапивы к полуразрушенной мельнице, где в щели между кирпичами находит ключ от
Сергей, водитель скорой из Воздвиженска, в пятницу вечером тащился по разбитой дороге к дому Чижовых. В салоне пахло бензином и йодом, на пассажирском сиденье валялась пустая упаковка от «Боржоми». Диспетчер Ольга хрипела в рацию: «Серёжа, ты где? Лида уже второй раз звонит — говорит, голова трещит». Он потянулся за сигаретой: «Да вот, за поворотом. Через десять…» — грохот сбросил машину в кювет. Через треснувшее стекло увидел дым за рекой — там, где старый кирпичный завод. Набрал Марину,
Знаешь, история такая — вроде смешная, но трогает до мурашек. Представь: два клоуна, которые после увольнения из цирка вообще не знают, куда себя деть. То ли от скуки, то ли от доброты душевной решают помочь бывшей коллеге — присматривать за её сыном, пока она на гастролях. Ну, типа, «мы же артисты, справимся!» Ага, как же… Сначала всё, конечно, идёт наперекосяк: ребёнок орет, памперсы летят в потолок, каша пригорает. Но потом — бац! — эти вечные шутники вдруг начинают таять, как мороженое на
Знаешь, есть такие фильмы, после которых словно камень на душе оседает... Помню, смотрел историю про женщину — она сквозь войну, страх и безумие пробирается к мужу в самое пекло. Не героиня с плаката, нет: спотыкается, плачет, грязь по колено, а идёт. И ведь понимаешь — шансов-то ноль, но эта её упрямая надежда... Будто смотришь в окно чужой боли. После титров сидел, в потолок смотрел — так всё невысказанное в горле комом. Жизнь же она, понимаешь? Не про войну даже, а про то, как любовь иногда