Владимир Заец

Оксана, официантка в заведении возле старого трамвайного кольца, протирала стойку тряпкой с запахом прокисшего компота. За углом, у окна с отслоившейся краской, Марьяна в зеленом берете ковыряла вилкой в холодном варенике и рисовала углем на салфетке облезлого воробья. «Ты опять за кофе не доплатила», — бросила Оксана, указывая на пятно от кофе на чеке. В ответ услышала: «Это комплимент за твой фирменный сироп из облепихи — пахнет клеем». В дверь ввалился Борис, таксист с перегаром: «Мне бы
Олег пригнулся, зажимая рану на плече Марины. В подвале харьковской пятиэтажки пахло гарью и сыростью. Генератор глох раз в полчаса, тогда Марина зажигала свечи из воска, который капал на старую газету с заголовком про выставку подсолнухов. «Тиша, вставай, треба перев’язувати», — шептал Олег, разматывая бинт, испачканный йодом. Она молчала, глядя на потолок, где треснула балка после вчерашнего удара. Из рации на ящике из-под картошки доносились обрывки фраз: «...двигаемся к Полтавской...»,
Олег замечает синяк на руке сына Саши, пока тот ковыряет вилкой в тарелке холодных драников. «Смотри, опять система глючит», — бормочет он жене Ирине, тыча пальцем в гарантийный тарифник от «ДитяКо». Они купили пакет «Стандарт» с возвратом в течение пяти лет, но потеряли бумажный чек из-за потопа в хрущевке, когда лопнула труба на третьем этаже. Ирина звонит в колл-центр компании, прижимая телефон плечом к уху, пока режет свеклу для борща: «Васюкович? Нет, Власюк Ирина Петровна... Ну да, та, у
Оксана разбирала хлам на чердаке старого дома в Боярке, когда наткнулась на деревянный сундук с выцветшей вышивкой. Внутри, под слоем пожелтевших газет 60-х, лежала пара сережек с треснувшими аметистами. "Це ж мамині?" — спитала вона у бабці Марії, которая чистила картоплю на кухні. Та замерла, провела пальцем по краю серветки з узором «петриківка»: «Ні… Це Люба носила. Моя сестра. Пішла за німцем весною 44-го, а потім…» Голос перервався, за вікном заскрипіли колеса велосипеда сусіда.
Оксана в потёртом халате с пятном от йода на рукаве перевязывала рану Максиму, который ворчал: «Да у вас тут даже кофе из автомата как картон на вкус». Он, в рубашке с закатанными рукавами и часами Rolex, уронил папку с документами — внутри мелькали цифры контрактов на поставку стройматериалов. Она подняла листок, прочитала «Киев-Сити, офис 305», сунула ему в карман, не глядя в глаза. «Спасибо», — буркнул он, но она уже ушла к пациенту с инфарктом в палату №12, где на тумбочке валялись пустые
Сергей Михалыч, механик с обожжёнными пальцами, коптил в гараже за «Жигулями» шестой модели. Жена Ольга звонила каждые два часа: *«Сколько можно в этой консервной банке ковыряться? Машка сапоги просит, а у нас даже на хлеб…»* Он глушил телефон в ящике с гайками, вытирал ладонью масляные разводы на потрескавшемся экране. В углу гаража валялся старый двигатель от «Волги» — притащил с помойки возле пятиэтажки на улице Гагарина. В кармане куртки завалялась распечатка из поликлиники: язва, запрет на
В прифронтовом городке под Днепром водитель-ветеран Сергей «Гроза» Коваль собирает разномастную команду для рискованного рейса: механик-подросток Витька с татуировкой «200» на шее, медсестра Ира, тайком провозящая антибиотики в коробке с яблоками, и замкнутый бывший военный Денис, который не расстается с потрепанным блокнотом. В полуразрушенном гараже, пахнущем бензином и вареной свеклой, они грузят в старый МАЗ тюки с медикаментами, консервы «Аромат» с отслоившейся этикеткой и пачку писем для
Настя, пятнадцать лет, в джинсах с протертыми коленями, нашла пожелтевший листок в комоде бабушкиной комнаты. Там пахло лавандой и старыми газетами. Список был написан корявым почерком: «Съездить на море», «Поплавать на байдарке», «Помириться с Лидкой до осени». Ольга, мать Насти, застала её за чтением у окна, заваленного горшками с геранью. «Опять ворон ловишь? Уроки сделала?» — бросила она, вытирая руки о фартук с пятном от борща. Настя сунула листок в карман, не ответив. На следующий день
В селе под Ивано-Франковском старик Иван копался в огороде, поправляя покосившийся забор из горбыля. Старший сын, Андрей, 34 года, привез из города пластиковые окна, но бросил их у сарая, хмурясь: «Ты бы хоть кур покормил, батя, а не с этим хламом возился». Отец махнул рукой, доставая из кармана смятый блокнот с долгами за свет. Младший, Денис, 28 лет, три года назад укатил в Ригу — работал на стройке, потом мыл окна в офисах. Последний звонок — в марте: «Если не пришлешь три тысячи на билет,
Дмитрий приезжает в родной Чернигов после пяти лет работы в Польше. На вокзале его встречает сестра Ира с помятым пакетом из «АТБ», где торчат банки консервов. «Ты ж как чужой теперь», — бросает она, закуривая «Приму» у разбитой лавочки. В квартире на улице Шевченко пахнет сыростью и старыми книгами — отец, Николай Семенович, за год до этого оставил на столе недописанное письмо и исчез. Дмитрий находит в шкафу коробку с фотографиями: вот он в школьной форме на фоне облезлого памятника Ленина,
Представь историю, где два детских друга — Игорь и Света — будто сошли со страниц типичной мелодрамы. Все вокруг уже мысленно расписали их будущее: шикарная свадьба, квартира от богатых родителей Светы, карьера Игоря «под крылышком» влиятельного тестя… Ан нет! Жизнь, как всегда, вносит свои коррективы. Врывается она — Юля, этакая «воробышка» из детдома. И не с парадного входа, а словно сквозь щель в заборе. И что ты думаешь? Оказалось, что в Игоре спит романтик, который тайком мечтает не о
Вот, смотри: муж сбежал, оставив Ларису с тремя детьми и долгами по уши. Ну прям «наследство» так себе, да? Работу она искала-искала — а кому она нужна без образования да блата? Тоска… Уже думала, концы с концами не свесть, как вдруг Аркадий, тот ещё шутник (друг бывшего, кстати), всплывает: «Ларис, ты ж готовишь — обалдеть! Давай кафешку на дому!» Ну а что, отступать некуда. И понеслось: Аркадий таскает к ней своего начальника Димку. Сидят, уминают борщи да пироги, а глаза так и бегают — то на