Shane Nigam

Арджун, 27 лет, копается в старых коробках на чердаке дома в районе Бандра (Мумбаи). Находит потёртый конверт с письмами на хинди от незнакомой женщины по имени Лалита — они адресованы его покойному отцу, торговцу специями. В одном из писем упоминается "долг перед общиной в Алморе" и фраза: *"Если прочтёшь это, верни камень под статуей Ганеши"*. За окном гудят рикши, запах
Сидхартан копался в старом ящике с ржавыми рыболовными крючками, пока Франклин, его сводный брат, пытался убедить его продать семейный дом в прибрежной деревушке. «Ты думаешь, эти стены просто так стоят? Здесь мать дышала солью до последнего дня», — бросил Сидхартан, вытирая пот с виска. Бонаккузхи, их сосед, в это время таскал ведра с пресной водой из колодца, мечтая скопить на свадьбу с Шубхой,
Адитья, 17 лет, втискивается в переполненный авторикшу после смены на текстильной фабрике в Джайпуре. Его руки пахнут машинным маслом, а в кармане — смятая брошюра колледжа дизайна, которую он прячет от отца-алкоголика. «Опять за свои глупости?» — хрипит тот, разбивая глиняный кувшин у порога. По вечерам Адитья рисует граффити на ржалых стенах квартала: бенгальские тигры, переплетенные с образами
Представь: двое чуваков — Каси и Суни — врываются в эту бесконечную дорогу, рассекая на мотоциклах от душных пальм Кералы аж до туманных холмов Нагаленда. Солнце палит — шутки в сторону, а они всё крутят ручки газа, будто убегают не только от рутины, но и от самих себя. И ведь не просто так — там, за каждым поворотом, эти вечные вопросы: «Кто я?», «Куда лечу?», «Чё вообще происходит?». А эти