Марио Скачча

Генерал Риккардо Брагалья каждую ночь обходит казармы в пригороде Турина, проверяя, спят ли солдаты. Его трость стучит по каменным ступеням, а запах дешевого табака от мундира смешивается с запахом лака на паркете. «Сержант Мальтезе, почему в третьем бараке половицы скрипят?» — бормочет он, вытирая платком пот со лба. Утром, за завтраком из черного кофе и сухарей, Брагалья диктует письмо жене в
Ливия, младшая провизор в аптеке на окраине Рима, разбирала коробки с бинтами, когда Карло, ее брат-кардиолог, ворвался с пачкой рецептов. «Ты опять спорила с Массимо? — бросил он, указывая на сломанную ручку двери. — Он не вынесет, если ты продолжишь... это». В углу аптеки, за стойкой с сушеным шалфеем, Массимо, их старший брат, вытирал пыль с бутылок настойки. «Она считает, что смерть — личный
Знаешь, есть в этой истории что-то до дрожи знакомое. Вот смотри: мать-одиночка, Леа, вцепилась в последнего сына как в спасательный круг. Работает в лотерейной конторе — ирония-то какая! Целый день цифры, случайности, а сама пытается жизнь сына превратить в предсказуемый учебник. Каждый её шаг — гиперопека, запреты, вечное «не ходи-не трогай-не дыши». Смешно? Может быть. Но сердце-то ноет — ведь
Знаешь, иногда натыкаешься на старые фильмы — и вроде бы сюжет простой, а потом как заноза в мозгу сидит. Вот смотрю я эту историю про парня, который решил, что всё вокруг — его. Ну тип, если я трогаю лавочку во дворе — она моя? Ага, щас. Сначала смешно: он картины из музея тащит, холодильник к соседу приписывает, как будто мир — гигантская "найди-и-забери". Но потом ловишь себя на