Людмила Лобза

Игорь Семёнович, следователь из райотдела, копался в архивах на третьем этаже здания с отслоившейся штукатуркой. На столе — чай в гранёном стакане, окурки в пепельнице из-под консервов. Ольга, его напарница в потёртой кожанке, бросила папку: «Опять фальшивые ассигнации. На Таганке, в комиссионке — один водяной знак, как у прошлогодних в Орехово-Зуево». Игорь щурился, сравнивая купюры под лампой: «Смотри, Оля, краска линяет одинаково. Кто-то штампует, как блины на комбинате». Вечером он брёл
Мавка, с волосами цвета молодой ивы, каждое утро проверяла замшелые камни у ручья. Её дом — дупло в древнем дубе, где на полках из грибных шляпок стояли глиняные кувшины с росой. Лукаш, в потёртой кожанке, пришёл в чащу за соснами для печки. «Срублю пару — и хата будет тёплой», — бормотал он, вытирая лоб. Мавка, спрятавшись за ольхой, шепнула филину: «Смотри, опять железом по живым бьёт». Парень услышал шорох, обернулся — перед ним мелькнула тень в платье из папоротников. Лукаш вернулся на
Представь: парень, Иван Коваль, вырвался из афганского ада — живьем, через плен, кровь и грязь. И вместо того чтобы спокойно домой вернуться, он как призрак пробирается через границу, круша всех на пути. Нашёл чужую форму, документы — и вперёд, словно тень. А дома-то что? Мать его уже оплакала, могилку поставила… И тут он — бац! — как живой из-под земли. Власти, конечно, в шоке: "Как так-то? Ты ж мёртвый!" Пришлось снова бежать, даже объясниться не дали. Дальше — Киев. Приезжает к
Знаешь, есть такие истории, которые цепляют с первых минут — не пафосные, не вылизанные до блеска, а как будто подсмотренные у жизни. Вот как эта: странноватый клоун, Вовчик, который даже вне манежа ходит с полусмытым гримом, будто боится, что настоящего себя люди не примут. А еще Галя — случайный зритель, зашедшая в цирк переждать дождь. Ну и влипла же девчонка! Вместо того чтобы сбежать от клоунских трюков, дала себя втянуть в эту кашу из смеха, опилок и вечного запаха конюшни. Честно, я