Кэнсукэ Сато

Икома, парень в очках с гайкой на шнурке вместо сережки, коптит масло в углу станции Арагане. Его друг Такуми, вечно жующий рисовый шарик, кричит: «Эй, твой «Цубаса» опять дымит!» — это самодельная пушка из труб и шестеренок. Когда кабанэри — мертвецы с светящимися сердцами — прорывают стены, Икома стреляет, но пуля застревает. Такуми толкает его в сторону, сам превращается в кровавую массу.
Икома, затянув кожаный ремень на повреждённой паровой винтовке, прищурился, разглядывая трещину в восточной стене Унато. «Здесь прорвутся через два часа, если не залатаем», — бросил он Миюме, которая перебирала ящики с ржавыми болтами в углу склада. Она вытерла лицо замасленным рукавом: «В мастерской остались листы железа, но Кадзуки уволок их на баррикады у вокзала». За окном гудел туман,