Анастасия Гиренкова

Анна, в рваных джинсах и растянутом свитере, копается в чердачной пыли бабушкиного дома в Виннице. Под коробкой с пуговицами находит потрепанный блокнот 1940-х: "Люстра в гостиной — не просто люстра. Ищи нить под третьей плиткой". Марина, соседка-фотограф, щурится при свете фонарика: "Опять твоя бабка шифровала рецепты вареников?" — "Тут про папиного деда... Его расстреляли за связь с УПА", — Анна проводит пальцем по пятну от вишнёвого компота на странице. На
Прыг, рыжий парень в потёртой кепке, и Скок, его сестра с вечно растрёпанной косой, нашли в бабушкином сундуке карту, нарисованную на коже барана. «Тут метка — урочище Жангыз-Кум, — Скок тыкала пальцем в пятно от кумыса, — папа говорил, там старый медный рудник». Они взяли рюкзак с куртом, веревкой и фонарём на батарейках, доехали на попутном грузовике до перевала. В пещере за рекой Иртыш Прыг наступил на скользкий камень: «Черт, смотри — там железная дверь! Кто её закрыл на цепь?» Скок достала
Анна вытирала пыль с полки в книжном магазине на Подоле, когда дверь звякнула. Вошел мужчина в мокрой от дождя куртке — Максим, попросил сборник Бродского. «Последний экземпляр вчера купили», — ответила она, смахнув волосы с виска. Он пожал плечами, взял вместо этого потрепанного «Мастера и Маргариту», оставив на столе мокрый след от стакана с цикорным кофе. На прощание бросил: «Вы всегда так рекомендуете запрещенную литературу?» — засмеялся, не дождавшись ответа. Через три дня они столкнулись
Лера приезжает в Заозерье на разбитом автобусе, волоча за собой чемодан с оторванным колесом. В доме отца, Николая, пахнет сыростью и старыми газетами. На кухне — треснувший чайник, в углу валяется гитара с порванной струной. Дядя Миша, сосед в засаленном фартуке, сует ей ключи: «Сарай не трогай, там крыша прохудилась». Но ночью Лера все равно пробирается туда, спотыкаясь о ржавые лопаты, и находит под грудой дров ящик с фотографиями матери и письмами на немецком. За завтраком дядя Миша молча