Рауль Кортез

В Сан-Паулу, 17-летний Рафаэль тайком рисует граффити на стенах фавел, смешивая краски из дешёвых баллончиков и подручных материалов. Его сестра, Клара, работает в прачечной у старьёвщика Жуана, собирая обрывки тканей для коллажей. Они живут в квартире с протекающим потолком, где по вечерам спорят о смысле искусства: «Ты просто пачкаешь стены, а они всё равно закрасят», — бросает Клара, вытирая
Представь Италию 1931 года: узкие улочки Чивиты, запах оливкового масла и вечную драму под жарким солнцем. Вот Тони — парень с руками, созданными для искусства, но судьбой, будто специально подкрученной для мелодрамы. Отец его, Женаро, пианист, чьи мелодии давно съела бедность. От него Тони и талант перенял, и этот вечный дырявый карман. То рисует, то глину мнет — а толку? Красив, да, влюблён по
Знаешь, иногда я думаю о тех временах — конец XIX века, Италия... Представляешь, целые семьи бросали всё и плыли через океан, как будто за горизонтом их ждала не просто земля, а какая-то сказка. Ну вот, как Матео с Джулианой, например. Эти двое — молодые, горячие, влюблённые до гроба. Сидят на палубе корабля из Генуи, ветер солёный в лицо, а они смеются, будто штормы и нищета их не достанут.