Пётр Нинёвский

В селе Подгорное Олег и его дочь Катя с утра грузят в «Запорожец» корзину с варениками, банку соленых огурцов и старую плед-самоделку. Двигатель чихает, Олег бьет кулаком по капоту: «Ще раз здохнеш — пішемо у металобрухт». Катя перекладывает чернику из жестяного бидона в целлофановый пакет — ягоды рассыпаются по грязи. «Ти завжди так, — ворчит отец, — нічого путнього не довершиш». В саду соседка Галина Ивановна машет через забор: «Дощ накропить, біжить з гори хмара!» На опушке у озера Катя
Олег, переводчик с выцветшей татуировкой дракона на запястье, ждал Анну возле киоска с варениками на Привокзальной площади. Она опоздала на сорок минут, в руках — потрёпанный диктофон и папка с пометкой «Архив. Донбасс, 2014–2015». «Ты вообще спала эту ночь?» — спросил он, замечая синяки под её глазами. В ответ она сунула ему чек из аптеки: «Снотворное кончилось. Поедем в Краматорск — там старик согласился показать старые цеха». В автобусе, пахнущем бензином и солёными огурцами, Олег переводил
Олег, водитель маршрутки из Борисполя, находит в старом чемодане покойной бабки деревянную доску с выжженными буквами и стрелкой. Вместо подлокотника — треснувшая чашка «Львовской кофейни», валявшаяся рядом. «Щоб ти знав, де гроші ділись», — хрипит доска при первом вопросе о пропавшей зарплате, указывая стрелкой на фотографию соседа-алкаша в тельняшке. На следующий день Олег видит, как тот сосед выносит из подвала мешки с медными трубами. «Це ж мої труби з гаража!» — орет Олег, хватая алкаша за