Ярослав Гуревич

Настя, 17 лет, из киевской хрущёвки на Бориспольской, роется в рюкзаке брата своей подруги Иры. Саша исчез три дня назад, оставив на кухне недоеденную паляницу и раскрытый дневник с каракулями: «Ти знаєш, хто ти?» на последней странице. Ира, грызя ноготь, бормочет: «Він тоді з автостанції дзвонив, казав — перепрошую за все». За окном грохочет трамвай №8, а в подъезде пахнет жареными семечками — соседка Марьяна, как обычно, жарит их на сковороде. Настя замечает в дневнике адрес — Оболонь,
Лиза, учительница географии в полуразрушенной школе под Ярославлем, каждое утро поправляла потёртый платок у зеркала в учительской. «Опять шестой «Б» кидался жвачкой в карту», — бурчала она, вытирая тряпкой липкое пятно на Камчатке. После уроков зашла в «Продукты №3» за хлебом, где столкнулась с Николаем в кожаной куртке, разглядывающим пустые полки с консервами. «Здесь всегда такой ассортимент? — спросил он, улыбаясь криво. — Или сегодня санкции?» Лиза фыркнула: «Санкции с девяностых». Позже
Оксана, с заправской курткой и потрескавшимися от моющего средства руками, считала смену на конвейере. В кармане — смятый счет из больницы: Лизины анализы ухудшились, нужен дорогой препарат. «Если не выбью три тысячи до пятницы, процедуру отменят», — бормотала она Нине из упаковочного цеха, пряча глаза. Дома, в хрущевке с пропахшим табаком подъездом, муж Сергей валялся на диване, пустая «горлодерка» катилась под ноги. «Опять зарплату на бухло спустил?» — Оксана пнула бутылку, та звякнула о
Тарас копался под капотом «Запорожца», когда в мастерскую ввалился Григорий в кожаном пальто, пахнущем дешевым одеколоном. «Через неделю выселят, если не отдашь три тысячи», — бросил он, разглядывая грязные ключи на стене. Механик вытер руки об промасленную тряпку: «Скажи своему пахану — пусть сам придет торговаться». На следующий день в кофейне «Под липами» Оксана, перебивая гул кофемашины, спросила: «Опять из-за долга отца?» Она достала конверт с деньгами из-под стойки — накопления от продажи
Толик, 14 лет, протирает рукавом потрескавшиеся губы от бензинового запаха. Он разливает солярку по канистрам на заправке возле трассы Херсон—Николаев. Отец, Николай, в засаленной футболке «Динамо», валяется в сарае с пустыми бутылками «Столичной». «Опять все пропил?» — Толик тычет пальцем в дыру под обоями, где раньше лежали деньги за ремонт трактора. Николай хрипит: «Молчи, щенок», — и засыпает под треск аккордеона из транзистора. Через три дня Толик уходит пешком к соседнему селу, прихватив
Макс Бережной, старший опер из Одесского ГУВД, втирается в банду контрабандистов через своего давнего информатора — Кирилла, торгаша с Привоза. Кирилл, перебирая пачки сигарет с молдавскими акцизами, бросает: *«Через три дня груз пойдёт через порт. Но если что — я тебя не знал»*. Макс прячет диктофон под облупившейся плиткой в подъезде на Малой Арнаутской, пока милицейская «Волга» с напарником Сергеем дежурит за углом, глуша двигатель. Всё рушится, когда на складе у Пересыпи находят тело
Представь небольшой портовый городишко — не курорт, точно. Где-то на краю карты, с мрачноватыми катакомбами под ногами и границей в паре километров. Там вечно что-то творится: то контрабандисты шныряют, то местные байки про призраков в подземельях рассказывают. А посреди всего этого — ребята из секретного отряда. Не супермены в броне, а обычные люди, которые утром кофе варят, а вечером уже в перестрелках пули ловят. Знаешь, что мне нравится? Они не пафосные «спасатели мира». То ли парень из
Вот, представляешь, Кирилл Макаров — парень, который вылетел из архитектурного с красным дипломом. Все дороги вроде открыты, да ещё невеста — красотка Вика, папина дочка с кучей связей и денег. Но нет же! Упёрся наш герой: принципы, мол, дороже. Никаких тестяных протекций, хоть тресни. Да и вообще сообразил — они с Викой будто с разных планет: она в шёлках да клубах, он — в чертежах и идеалах. В общем, разорвал помолвку, а в тот же день натыкается на Лену — скромную студентку педа, с которой