Хильми Джем Интепе

Лейла, в потёртом платье с выцветшими розами, протирала полки в лавке отца. Мурат, с лупаой на лбу, чинил карманные часы 1890 года — клиент из Бейоглу ждал до вечера. «Университет… Это для девушек с холмами в фамилиях, не для нас», — бросил он, не глядя, когда дочь спросила про вступительные экзамены. За окном, на мостовой Кадыкёя, продавец симитов кричал «Тазе!», а Лейла, стирая пыль с медного
Эмир, 32 года, часовщик из переулка за Гранд-базаром в Стамбуле, каждое утро поправлял очки с изолентой на дужке и открывал лавку, заваленную коробками от старых радиодеталей. Его сестра Лейла, медсестра в муниципальной больнице, забегала к нему перед сменой, оставляя на столе бумажный стаканчик с кофе и бублик с кунжутом. «Опять спал тут?» — бросала она, указывая на смятую куртку в углу. Он
Эмир, 23 года, вернулся в стамбульский район Зейтинбурну после внезапной смерти отца, Мехмета-агы, которого нашли в переулке за мечетью с пулей в груди. В квартире, пахнущей свежей краской (соседи делали ремонт), он нашел в ящике комода старый наган и записку: *«Спроси про грузовики 12.08.98»*. Сестра Айше, заваривая чай в синих стаканах, бросила: «Отец три дня не спал перед смертью. Говорил, что
Мария, студентка из Одессы с выцветшим синим рюкзаком, каждое утро толкалась в толпе у паромной пристани Эминёню. В кармане у нее лежал смятый листок с адресом языковых курсов: "Şişhane Sokak, 4-й этаж, дверь с витражным глазком". На пароме она в пятый раз наступила на ногу Мустафе, продавцу керамики с грубыми пальцами, который возил в сумке образцы глазурованных плиток. "Опять?!
Мира, дочь рыбака, каждый день протирала столики в кафе "Морская звезда" на набережной Бодрума. Ее соседка Гюльшан, укладывая волосы перед треснувшим зеркалом в подсобке, ворчала: "Опять Демир Бекташ припарковал свою яхту у пирса. Смотри, сегодня в белой рубашке — как будто с обложки". Мира, поправляя фартук с пятном от кофе, отвечала: "Богатые меняют одежду, а мы — воду