Евгения Додина

Лиор, парень с выцветшей татуировкой ящерицы на запястье, разгружал коробки в подсобке тель-авивского кафе *Café Shahor*. За банками растворимого кофе нашел потрепанный блокнот с обложкой из дерматина. Внутри — записи на русском, детские рисунки танков и вложенный трамвайный билет 1983 года. «Ты опять в хламе копаешься?» — Тамар, коллега с сиплым голосом от сигарет *Time*, толкнула его локтем,
Егор, 17-летний парень из Петербурга, снимает комнату в варшавском общежитии с облупившимися обоями. Его сосед Казимир, студент-химик, постоянно возится с пробирками на кухне, пахнущей тушёной капустой. «Опять твоя кошка в мой сапог нассáла», — бросает Егор, вытряхивая мокрый ботинок в окно. В ящике комода у него лежат нераспечатанные письма от матери — та требует вернуться, но он рвёт конверты,
Представь себе историю Адама Штейна — еврейского клоуна, который выжил в концлагере, развлекая обречённых. Да-да, ты не ослышался. Ему приказали плясать, кривляться, смешить людей, которых через час отправят в газовую камеру. Страшно подумать, правда? А как иначе выжить? Вместо слез — гримасы. Вместо молитвы — шутки. Ад на земле, а он — клоун среди плача. Но самое жуткое, наверное, даже не это.
Знаешь, есть одна история, которая цепляет до мурашек — про двух влюблённых, которые будто из параллельных вселенных. Она — выросла в ультраортодоксальной семье, вся в правилах, молитвах, этом бней-браковском микрокосме. А он — недавний репатриант из России, отдавший долг армии, с кучей своих тараканов и русским «авось» вместо брони. И вот они встречаются… Ну ты представляешь, да? Как спичка и