Евгения Додина

Лиор, парень с выцветшей татуировкой ящерицы на запястье, разгружал коробки в подсобке тель-авивского кафе *Café Shahor*. За банками растворимого кофе нашел потрепанный блокнот с обложкой из дерматина. Внутри — записи на русском, детские рисунки танков и вложенный трамвайный билет 1983 года. «Ты опять в хламе копаешься?» — Тамар, коллега с сиплым голосом от сигарет *Time*, толкнула его локтем, пока наливала эспрессо для клиента в кипе. «Здесь про Беэр-Шеву… Кто-то писал про стройку, потом все
Представь себе историю Адама Штейна — еврейского клоуна, который выжил в концлагере, развлекая обречённых. Да-да, ты не ослышался. Ему приказали плясать, кривляться, смешить людей, которых через час отправят в газовую камеру. Страшно подумать, правда? А как иначе выжить? Вместо слез — гримасы. Вместо молитвы — шутки. Ад на земле, а он — клоун среди плача. Но самое жуткое, наверное, даже не это. После войны его запихивают в психушку — мол, «жертва холокоста», сломленный. А вокруг — крики, бред,
Знаешь, есть одна история, которая цепляет до мурашек — про двух влюблённых, которые будто из параллельных вселенных. Она — выросла в ультраортодоксальной семье, вся в правилах, молитвах, этом бней-браковском микрокосме. А он — недавний репатриант из России, отдавший долг армии, с кучей своих тараканов и русским «авось» вместо брони. И вот они встречаются… Ну ты представляешь, да? Как спичка и бензин! А потом приезжают его родители — типичные «русские израильтяне» с сумками-тележками и вечным