Бурджу Голгедар

Эмир, в потёртой кожаной куртке, чинил мопед у гаража отца в Кадыкёе, когда услышал крик сестры: «Опять масло на джинсах пролил! Мама убьёт!» Он вытер руки об тряпку с запахом бензина, потянулся к чайнику на электроплите — кипяток для утреннего чая уже остыл. В кармане куртки жужжал телефон — сообщение от незнакомого номера: «Твой отец знал, где спрятаны ключи. Ищи под плиткой с трещиной». За
Эмир, механик из мастерской в Тарлабаши, каждое утро начинал с протирки масляных пятен на дверях гаража. Его сестра Айше, с иголками в зубах и обрывками ниток на платье, шила платья для соседок, пока их мать кашляла за тонкой стеной. «Ты опять задолжал за электричество? — спросила она, не отрываясь от машинки. — Мехмет звонил, грозится прийти». Эмир, вытирая руки об тряпку с запахом бензина,
Эмир, турецкий рыбак из квартала Куручешме в Стамбуле, каждое утро чинил сети под крики чаек, пока его жена Лейла стирала в тазу детскую форму их дочери Айше. «Опять двойка по математике, — бормотала Лейла, развешивая платки на веревке. — Ты хоть поговоришь с ней?» Эмир молчал, зная, что долг за аренду лодки вырос до 5000 лир. В тот же день Ион, румынский таксист из Бухареста, нашёл в багажнике
Эмир, худой парень в засаленной куртке, каждое утро пробирался через узкие улочки Бешикташа к полуразрушенному дому с треснувшей мозаикой на фасаде. Там, в подвале, пахло пчелиным воском и горелым фитилём — его свечная мастерская. "Опять заказ от мечети в Ускюдаре? — спросила Айше, соседка-студентка, разбирая корзины с лавровым листом. — У них же свои поставщики!" Он молча кивнул,