Наталья Шостак

Вот как можно пересказать эту историю, будто за чашкой котера с приятелем: Представляешь, конец 80-х. Наш Иона Петрович — не абы кто, а большая шишка из партии — вдруг берет и рушит всю свою жизнь. Кидает высокий пост, семью, страну... сваливает на Запад. Жена его, говорят, просто не пережила такого удара — умерла от горя. А сын Андрейка, совсем еще пацан, остается один, даже толком не поняв, что происходит. И вот спустя годы — оп-па! — ветер переменился. Наш беглец возвращается, да не с
Знаешь, есть один фильм из совесткого прошлого — тот самый, где гоголевские истории с хутора вдруг оживают, но не просто так, а с какой-то щемящей грустинкой. Смотришь его и ловишь себя на мысли: да это же не просто про русалок да кузнецов! Тут будто сам Николай Васильевич тенью мелькает за кадром — то ли вспоминает свое детство в Диканьке, то ли мучается от тех самых «петербургских» метаний, о которых потом напишет. Меня всегда поражало, как в нём смешано всё: смешные моменты с чертями в