Назан Дипер

Элиф, дочь владельца небольшой мастерской по ремонту ковров в Анкаре, каждое утро начинала с того, что протирала пыль со старинного станка. «Баба, опять клиент из Кайсери звонил — говорит, узор на келиме испортили», — бросала она отцу, разворачивая сверток с симитами. Тот хмурился, доставая из кармана очки в металлической оправе: «Скажи, пусть привозит — разберемся». В тот же день в мастерскую зашел Джем, парень в потертой кожаной куртке, приехавший из пригорода продавать старые радиодетали.
Эмир, 19 лет, живет с младшей сестрой Лейлой в стамбульском районе Балат, где трещины на стенах домов заклеены газетами. Каждую пятницу он пробирается через толпу у мечети Сулеймание к заброшенному доковому ангару у Золотого Рога. Там, под потолком, затянутым паутиной, он дерётся в подпольных боях за пачки лир. «Два раунда — и хватит, — шепчет ему друг Джем, перевязывая сломанные костяшки. — Или ты хочешь, чтобы Лейла видела тебя в гробу?» Эмир моет лицо водой из ржавого крана, прячет деньги в
Эмир, младший аналитик в стамбульском банке на площади Таксим, каждый день проходил мимо Лейлы, которая раскладывала акварели на мосту Галата. Её работы — треснувшие стены домов в Фенере, ржавые якоря у Эминёню — казались ему странными, пока однажды он не услышал, как она спорила с туристом: «Нет, это не Пизанская башня. Это мечеть в Эдирнекапы, её свод рухнул в 2013-м». Он купил эскиз с облупленной дверью, на которой висел замок в форме сердца. «Почему только разрушенное?» — спросил он, пряча