Константин Мазко

Анна замечает трещину на экране телефона, когда листает сообщения от сестры из Твери. «Опять дождь», — бормочет она, протирая тряпкой стойку в районной библиотеке. За окном маршрутка №47 брызгает грязью на разбитый асфальт. Вечером, пока гречневая каша остывает на плите, звонит Максим: «Давай завтра в «Советском»? Кофе хоть посредственный, но оладьи тёти Гали как у бабушки». Он не говорит, что три дня назад сменил шины на такси — левая задняя спускала. В кафе на углу Гагарина и 9 Января Максим
Антон, врач-реаниматолог из Твери, в марте забирает дочь Лену из школы — директор объявляет о досрочных каникулах. В приемном отделении городской больницы №4 треснувший кислородный концентратор гудит, как пылесос. Медсестра Галя, протирая спиртом старый пульсоксиметр, бросает: «Скоро будем мерить сатурацию на слух». Антон находит в подсобке пару коробок с противогазами образца 1982 года — смеется, но берет с собой. Вечером соседка Валентина Семеновна стучит в дверь: «Муж задыхается, а скорая
Андрей Семенов, следователь с пятном ржавчины на пряжке ремня, нашел третье тело за неделю в подвале заброшенного хлебозавода на окраине Перми. Рядом с трупом — разбитый телефон «Нокиа» и пустая пачка «Беломора». Ольга Крылова, его напарница, втирала снег в куртку, пока изучала следы волочения: «Кровь тут впиталась в бетон еще до снегопада. Значит, тащили его в среду, когда ты с дочерью в цирк собирался». Андрей смял окурок в рукавице: «Цирк отменили. Опять». В кармане жертвы — ключ от квартиры