Том Гор

Олег, бывший механик с перепачканными мазутом пальцами, и Марина, официантка из *Кружева* — кафе на окраине Новосибирска, три месяца прячутся от коллекторов. Их съемная двушка в панельке пахнет сыростью и дешевым лавандовым освежителем. На кухне — холодильник с пустой банкой соленых огурцов и счетами за газ, исписанными ругательствами красным маркером. *«Слушай, у Сереги из пятого подъезда
Лиам, плотник из Бирмингема, вцепляется в потрескавшуюся балку над ямой с шипами. Его рукав зацепился за ржавый гвоздь, кровь проступает через ткань. «Черт, три секунды!» — орет снизу Карл, бывший сапер, сжимая в кулаке обгоревшую куртку. Эмили, студентка-химик, в соседней комнате тычет пальцем в схему проводки: «Синий к красному… нет, зеленый!» — ее очки сползают на кончик носа. На полу валяется
Лена Моррис, 22 года, протирает пуанты в гримерке театра «Гранд-Степ» на Бродвее. Ее соседка по студии, Софи Тренч, достает из рюкзака бутылку обезболивающего: *«Снова голеностоп? Брось, ты даже на репетиции дрожишь»*. Лена игнорирует, затягивает шнурки туже. По вечерам она подрабатывает в баре «Кордебалет», где менеджер Грег, бывший гимнаст, замечает синяки на ее плечах: *«У тебя клиенты или
Лидия Вейл, реставратор с криминалистическим прошлым, копается в подвале Чикагского музея древностей. Она натыкается на ящик с египетскими артефактами, помеченный грифом «1947 – не вскрывать». Внутри – мумифицированная рука с браслетом, испещрённым иероглифами, и дневник археолога Альберта Гровера. «Там было что-то живое в гробнице…» – строчки в дневнике дрожат, чернила расплылись. Лидия
Эйдан чинил кольчугу в кузнице Валтара, когда Лира в очередной раз разложила на столе потрескавшиеся свитки. "Ты снова пялишься на эти чернильные кляксы вместо тренировок?" – бросил он, вытирая сажу с лица. Сестра молча показала ему ржавый клинок с треснувшим гербом – двуглавым орлом, который отец носил до гибели в шахтах Громового ущелья. В ту же ночь они нашли под половицей карту с