Махмуд Хемида

Рица копает песок возле пирамиды в Гизе, её пальцы в царапинах от старой лопаты. Рядом — Халед, археолог в потёртой панаме, вечно жующий финики. «Ты снова перепутала слои, — бросает он, вытирая пот с шеи. — Здесь не IV династия, а птолемеевский мусор». Она молчит, достаёт из кармана синий амулет с трещиной — нашла его вчера у Сфинкса, когда охранник курил в тени. Вечером в каирской квартире, пахнущей жареным нутом, её младший брат Амир тычет в карту: «В Луксоре мама говорила, под храмом
Халед эль-Саид, судмедэксперт с пятном кофе на рубашке, ковыряется в теле девушки из Эль-Мардж. Морг в Шубре — вентилятор гудит, пластик треснул. "Опять самоубийство?" — офицер Амир щурится, жуя жвачку. "Слишком чистая одежда для прыжка в воду", — бормочет Халед, вытаскивая из-под ногтей жертвы осколки синего пластика. В кармане — билет на автобус до Хелуана. Вечером он сидит в кафе на Тахрире, листает WhatsApp: "Запах... как в старых лабораториях", пишет Лейла,
Амаль, учительница арабского в школе для девочек в Шубре, и Махмуд, прораб на стройке у Нового Каира, уже год как развелись, но всё равно делят квартиру в старом доме с треснувшими балконами. Денег на отдельное жильё нет — кредит за машину Махмуда не выплачен, а Амаль копит на операцию младшему сыну Кариму, у которого искривление позвоночника. Каждое утро начинается с перепалки: "Ты выключал свет в ванной? Счет за электричество опять вырос!" — шипит Амаль, заворачивая лепёшки для