Филипп Моог

В Мюнхене, 1932 год. Йозеф Геббельс, поправляя очки, диктует секретарше текст листовки: *«Завтра на Бисмаркштрассе — флаги, факелы, никаких полумер»*. В углу комнаты Эрнст Рём, чистя ногти перочинным ножом, бросает Гиммлеру: *«Твои эсэсовцы спят с пистолетами под подушкой? Мои штурмовики давно взяли районы без твоих бумажек»*. На кухне партайгеноссе в потертых кителях пьют дешёвый шнапс, обсуждая, кому достанется квартира еврейского бухгалтера с третьего этажа. Геринг, развалившись в кресле с
Лена, работница берлинской антикварки на Шпрее, разбирая коробки с блошиного рынка, выронила куклу в платье 1920-х — треснувший висок, левая рука заменена на деревянный протез. «Опять хлам тащишь», — флегматично бросил Томас, коллега, вытирая пыль с винтажных часов. Ночью в подсобке, где пахло нафталином и старыми газетами, кукла повернула голову со скрипом, словно шестерёнки в граммофоне заело. Через неделю Лена уже стояла в пражской мастерской Карела — лысый старик в запачканном фартуке чинил
Помните того невозмутимого инспектора из Мюнхена? Ну, того самого Штефана Деррика — высокий, сдержанный, вечно в этом своём плаще. А рядом вертится его напарник Кляйн — этакий живой контраст: нервный, суетливый, но чертовски преданный. Эти двое — как огонь и вода, но вместе они распутывают такие клубки преступлений, что порой кажется, будто без них весь город захлебнулся бы в потоке убийств и афер. Сложные дела, от которых голова кругом. То старушка-шпионка с ядом в вязаной сумочке, то