Эндрю Тарбет

Эдуардо приезжает в Барселону после звонка из морга — тело отца, Рауля Мендосы, нашли в порту со следами ожогов на ладонях. В съемной квартире на улице Вилабельо он натыкается на полупустой холодильник, папку с неоплаченными счетами за свет и потрепанный блокнот, где между списками продуктов выведено: *«17:30, доктор Ибарра, код 44»*. Соседка Кармен, вытирая руки о фартук с рисунком петухов,
Представляешь, целый год они ждали этого столика в том самом ресторане на краю Средиземного моря — бронь-то сделали еще когда были парой. А потом бац — расстались, разъехались: он в Барселоне остался, она в Нью-Йорк смоталась. И всё, история закрыта, думаешь? Как бы не так! И вот звонок: «Ваш столик завтра, последний вечер перед закрытием — завтра же хозяева рушат стены и улетают в Токио». Ну как
Вот так, наверное, все и началось. Генри Кридлоу всю жизнь втискивал себя в чужие рамки — знаешь, как в тот узкий костюм с распродажи, который жмет под мышками, но ты носишь, потому что «надо». Улыбался, когда хотелось орать. Кивал, хотя внутри все переворачивалось. «Правила, Генри, правила», — твердил он себе, прогибался под каждого, как тростинка на ветру. И вроде все шло по плану: работа,