Дуэйн Мерфи

Лиам Картер, 32 года, шеф-кухни в захудалом бистро *La Casserole* на окраине Монреаля, каждое утро начинал с того, что оттирал пригоревшую сковороду от вчерашнего рататуя. Его напарница, Софи Мартен, 28 лет, с сигаретой за ухом и татуировкой якоря на запястье, разгружала ящики с помидорами, ворча: «Опюда поставщик подсунул гниль — видишь, пятна? Будем резать, как в прошлый раз». Кухня пахла пережаренным маслом и лавандовым освежителем, который Софи распыляла, чтобы заглушить запах из туалета.
Лиам, 17 лет, рылся в подвале старого дома в Торонто, где поселился с младшей сестрой Эмили после смерти родителей. За грудой коробок с потрескавшимися фотоальбомами он нашел кожаную книгу с заржавевшим замком. *«Смотри, тут даты 19 века… “Договор №227”»,* — позвал он Эмили, проводя пальцем по выцветшим чернилам. Когда сестра коснулась страницы с символом в виде переплетенных змей, комната заполнилась сизым дымом, а Эмили исчезла, оставив на полу обгоревший шарф в горошек. На заброшенной
Знаешь, есть такие фильмы, от которых спустя годы всё равно сжимается горло? Вот этот как раз из тех... Там всё в каком-то пыльном аду, даже не поймёшь сначала – то ли госпиталь, то ли фронтовая мясорубка. Медсёстры и врачи, которые больше на загнанных зверей похожи – не спят сутками, руки в крови, а вокруг взрывы грохочут так, что уши закладывает. Честно, иногда аж душно становится от этих сцен. Вот сидишь и думаешь: "А как они там вообще не сходят с ума?" Один эпизод с раненым
Представляешь, 17-летний пацан угодил за решётку из-за жести — избил парнягу, да ещё и на расистской почве. Сидит, откисает, а когда выходит… Ну, думаешь, всё, конец истории? Как бы не так! Отец того парняги, которого искалечили, — он же в ярости, готов разорвать обидчика, глаза налиты кровью. Но потом — бац! — что-то щелкает в нём. Может, совесть, может, усталость… Бросает эту затею с местью, типа «прощаю». Но деревня-то не унимается! Все эти бабки у подъездов, мужики с вилами (ну, почти), все