Омирос Пулакис

Костас чинит разбитый Fiat в гараже на улице Софоклеус, руки в масле, радио трещит про забастовки. Каждую субботу он покупает лукумдес у старухи Марии, считая мелочь. Вечерами зубрит учебники по экономике, пока соседи сверху ругаются на критском диалекте. Элени в пятнадцатом отделении больницы «Эвангелизмос» меняет капельницы, крадет обезболивающее для отца, который спит под плакатом «Панатинаикоса». «Άντε, βρε, проснись уже», — бросает она в пустую бутылку узо. Димитрис, в кожанке с дыркой от
Знаешь, есть один фильм, который врезался в память как осколок стекла — резко, неожиданно. Там четверка девчонок в нынешних Афинах… Ну, не в тех, про которые в учебниках пишут с колоннами и философами, а в таких, где асфальт липнет к подошвам, а неон выедает глаза. Проститутки? Да, но как-то… не по-киношному. Ни гламура, ни мелодраматичных сцен у рояля. Всё грубее, словно камера царапает экран ногтями. Меня до сих пор колбасит от одной сцены — они сидят на крыше, жуют дешёвые сухарики и спорят