Marta Bjelica

Милош, детектив из белградского участка на улице Князя Милоша, находит в кармане убитой девушки смятый листок с номером, начинающимся на +49. Его напарник Дарко, вытирая пот со лба, бросает: «Опять эта хрень с Берлином… Там же следы Шипки три года назад оборвались». В архивах пахнет плесенью — Милош перебирает дела о пропавших женщинах, пока за окном маршрутки гудят в пробке у моста Газела. В Берлине, на вокзале Фридрихштрассе, информатор в рваной куртке сует ему конверт с фотографиями: «Твой
Милица, в потёртой кожанке и с рюкзаком, зашитым сербскими нашивками, искала брата-фотографа, пропавшего после съёмок в заброшенном цеху под Белградом. В Сараево она наткнулась на Дарко, таксиста с шрамом через бровь, который вёз её через мост Врбанья, бормоча: «Твой Лука совал нос в старые тоннели — там теперь наркоторговцы из Горажде». В баре «Код Ервина», за столиком с липкой скатертью, он протянул конверт с плёнкой — на снимках мелькали оплавленные свечи и символы, похожие на вензель
В Белграде Лука, 23 года, с рыжими волосами до плеч, ищет сестру Јовану, пропавшую после ночной смены в пекарне на улице Кнеза Михаила. В кармане у него находят обрывок письма с координатами заброшенной мельницы под Нови-Садом, где пахнет жжёной резиной и валяется пустая пачка *Drina* сигарет. Его соседка Амина, дочь боснийки и серба, в рваных джинсах и с фотоаппаратом *Zenit*, настаивает: «Она говорила, что видела грузовики с красными крестами… как в девяностых». Они пробираются через
Милан Ковач, сорокалетний архивариус из белградского муниципалитета, каждое утро протирает пыль с папок, помеченных грифом «1999–2003». Его кабинет на третьем этаже пахнет сыростью и старыми чернилами. За окном — вид на бетонный двор, где курят коллеги в мятых рубашках. «Опять эти акты о демонтаже фабрик, — бормочет он, перекладывая документы в картонную коробку. — Кто-то ведь специально засунул их под шкаф». За обедом в столовой с линолеумным полом он слышит обрывки разговора двух инженеров: