Борислав Борисенко

Оксана застала Лизу за рисованием на кухонной столешнице — розовые спирали гуаши въелись в пластик. «Сумку в школу собрала? Опять фломастеры по всему столу…» — бросила она, протирая тряпкой пятно от борща. Лиза, не отрываясь от скетчбука: «Ты ж сама сказала — мои вещи не трогать». За окном хрущевки на Оболони гудел мусоровоз, а на полу валялся рюкзак с оторванным брелоком-единорогом. Вечером Оксана нашла в кармане дочкиной куртки чек из клуба — 450 гривен за коктейли. Соседка снизу стучала
Андрей, в помятом пиджаке и с рюкзаком из кожзама, вылез из автобуса с треснувшим задним стеклом. Водитель, вытирая руки тряпкой, бросил: «Ще пів години, якщо мостик не розмило» — запах солярки смешивался с дымом от костра, где местные подростки жарили каштаны. В селе Глибокая Долина он сразу пошел к отцовскому дому через овраг, где когда-то уронил Марину сумку с учебниками. Она теперь работала в аптеке, продавая йод и бинты, а ее дочь Лиза, в розовых кроссовках, каждый вечер выгуливала козла
Остап, вернувшись из Киева в родное село Заросляк, заметил, что колодец во дворе бабушкиной хаты почти пуст. В місцевій церкві святой Параскевы старухи шептались про прокляття, а Марьяна, вчителька з сосіднього дома, показала ему засохлі грядки з помидорами: «Раніше дощі ліли як з відра, а тепер земля тріскається, наче пісок». Вони нашли старого пасічника Івана, який водив их до лісу, де раніше бив джерело. «Тут не дощі виноваті, а людська жадібність», — бурчал дід, показуючи на сліди шин від
Ольга, 23 года, переезжает из Львова в Харьков — старый чемодан с наклейками авиакомпаний, потертый свитер с капюшоном. Ей нужно оплатить долги матери: три тысячи долларов за три месяца. Устраивается сиделкой к Марку, ветерану-афганцу, живущему в хрущевке на Салтовке. Каждое утро — маршрутка №65, запах лекарств и перекиси, разговоры про войну. «Ты знаешь, как пахнет горелая техника в ущелье?» — спрашивает Марк, разглядывая фото в альбоме с потрепанными углами. Ольга моет полы, стирает бинты,
Оля, в синей ветровке с оторванным карманом, ждет Макса у старого ларька с чебуреками. Он приходит в заляпанных краской кроссовках, достает из рюкзака мятую карту: *«Смотри, вчера нашел в архиве — тут раньше завод был, а теперь только тоннели»*. Они пробираются через гаражи с облупленными дверями, спотыкаясь о битые бутылки. На заброшенной станции метро Оля светит фонариком на граффити с чьим-то именем — *«Толя, 2007»* — и смеется: *«Надпись старше нас»*. Макс пытается открыть ржавую дверь