Нилай Дуру

Эмир, сын владельца строительной компании из шикарного квартала Бешикташ, врезается на своём чёрном Mercedes в тележку с гранатовым соком, которую толкала Аслы в переулке возле Галатского моста. «Ты слепая? Дорогу не видишь!» — рявкнул он, вытирая капли с дорогой рубашки. Девушка, в потёртых джинсах и с потрескавшимся лаком на ногтях, швырнула ему в лицо смятую купюру: «Хватит на химчистку? Или
Эмир, 24 года, копается в двигателе «Рено» 1998 года в своей мастерской за рынком Кадыкёй. Запах машинного масла смешивается с ароматом кофе, который он ставит на верстак рядом с пачкой сигарет «Tekel 2000». Лейла, 20 лет, в потёртых джинсах и с рюкзаком, заляпанным краской, тычет пальцем в проколотое колесо своего скутера: «Ты уверен, что починишь за два часа? Мне на лекцию в университет
Эмир застает Лейлу в кафе возле пристани Бешикташа, где она, как всегда, крутит в руках серебряную зажигалку — подарок его младшего брата. "Ты даже не пытаешься понять, почему я не хочу переезжать в Анкану", — бросает он, разбивая чашку с остатками холодного турецкого кофе. Лейла молча собирает осколки, ее мокрые от дождя волосы прилипают к шелковому шарфу — тот самый, что Эмир купил на