Юзеф Нальберчак

Варшава, октябрь 1966-го. Следователь Марек Вольски, в потрёпанном плаще с поднятым воротником, разглядывает следы грязи на асфальте возле трамвайной остановки на улице Таргова. "Здесь не просто грязь – смесь машинного масла и опилок", – бормочет он, протирая очки платком. Его напарница, Ирена Гловацка, замечает обрывок синей ткани на ржавой ограде: "Ткань из комбинезона. Слева – въезд на старую мебельную фабрику". Они идут вдоль трамвайных путей, мимо грузовиков с углём,
Знаешь, иногда натыкаешься на старые фильмы — и будто находишь потрёпанный дневник чужой жизни. Вот как с этой черно-белой историей про человека, который… даже не поймёшь сначала, святой он или просто сбежавший от себя. Помнишь, как иногда после долгого дня голова гудит, а ты сидишь и думаешь: «Кто я вообще такой?» Герой будто вытащил эти мысли наружу, да так, что аж неловко становится — слишком уж знакомо. Он там бродит по грязным улицам, спорит с тенью собственных сомнений, а камера его
Представляешь, Польша 1946-го… Страна едва дышит после войны, а тут банда Перуна вовсю бесчинствует — грабят, убивают, будто ад на землю прорвался. Люди шепчутся по углам: мол, сколько можно? Ведь каждый раз эти твари ускользают, как дым сквозь пальцы. То ли чертовски везучие, то ли… Нет, правда, как так-то? А капитан Морв, этот камень преткновения для бандитов, вообще-то с ума сходил. Представь: пленный на допросе ляпнул, что у Перуна свой человек среди самих охотников за ним. Вот тебе и