Горица Попович

Марко, 27 лет, в рваной куртке, копался в сарае с козами, когда сестра Люция, 19, прибежала с охапкой мокрого белья. «Опять следы у колодца — копыта, но крупнее», — бросила она, развешивая простыни на веревке между сливой и ржавым трактором. В деревне на границе Сербии и Словении, где дома пахли дымом и шерстью, странности начались после того, как старик Милош разбил зеркало в корчме. Марко
Знаешь, есть такие фильмы, после которых как будто пепел на языке остаётся? Вот этот — точно из тех. Смотришь, а в груди холодок: он же про нас, про 90-е, про тот адок, когда страна сама себя рвала на куски. Брат на брата, сосед на соседа — и всё это под треск автоматов и вонь горелой надежды. Самое жуткое даже не кровь на экране. А то, как камера ловит детские глаза — широкие, чистые, которые
Представляете, жить в вечной тьме? Вот Рик Клейтон с пелёнок мучается от жуткой хвори — его кожа просто сгорает от любого света, будь то солнце или обычная лампочка. Всю жизнь парень ходит, закутанный в чёрную кожу с головы до пят, как какой-то инопланетный байкер. Даже своего лица в зеркале не видел ни разу — страшно представить, да? И тут появляется она. Молодая актриса из Штатов, занесённая
Помню, как впервые увидел эту ленту — до сих пор мурашки. Там, знаешь, не про взрывы и спецэффекты, а про то, как тишина после катастрофы давит сильнее грома. Герои будто ходят по осколкам собственных жизней, и каждый их взгляд — как незаживающая царапина. До сих пор перед сном иногда всплывает кадр: ребёнок в пыли ищет что-то в развалинах — чёрт, даже сейчас комок в горле. А ведь режиссёр не
Вот, представь: горит партизан идеей революции, верит в это дело всей душой. А потом — бац! — приходится товарища своего пристрелить. Да не за предательство, понимаешь, а потому что мужик сдулся. Влюбился в какую-то шпионку, которая с фашистами шепталась. Ну, думаешь, конец истории? Как бы не так! Враг повержен, всё вроде устаканилось… А наш-то «герой» — опять! — втрескался в дочку местного