Проснувшись в холодной и мрачной комнате, Алексей не мог вспомнить, как он там оказался. Его голова была тяжелой, а мысли путались, как нити в старом клубке. Вокруг него - лишь серые стены и тусклый свет, пробивающийся через небольшое окно под потолком. Вскоре он обнаруживает, что не один. На полу лежат другие люди, также потерявшие память. Никто не знает, как они сюда попали и почему. Внезапно, в тишине раздается голос из динамика, сообщающий, что у них есть ограниченное время, чтобы выбраться
В Будапеште, в особняке с облупившимися обоями, Ливия, 17 лет, нашла за стенным шкафом дневник на венгерском. На страницах — детские рисунки черных собак и даты: 1983–1985. Её друг Джейкоб, переехавший из Лондона, сканировал записи на старом ноутбуке, пока Эмили, дочь инженера из Чикаго, ковырялась в проводке под лестницей. «Здесь раньше был лифт», — сказала она, доставая ржавый ключ. В подвале Кари, норвежский студент-архивист, нашла метрики на латыни: три имени, вычеркнутые красным. Ночью в
Ливия, 16 лет, переезжает к тете Эржебет в квартиру на улице Ваци, Будапешт. Через три дня после переезда находит в подвале дома запертый сундук с инициалами «А.К.». Соседка Мира, у которой на шее всегда наушники от старого плеера, помогает взломать замок отверткой: внутри дневник 1944 года и фотография женщины, похожей на Ливию. «Тут еще страницы вырваны», — бормочет Мира, перелистывая пожелтевшую бумагу. Ночью Ливия просыпается от шепота на венгерском — голос повторяет «*megtalállak*» («я
В старом архиве Будапешта Лайош, худой архивариус в очках с толстыми линзами, копался в коробке с письмами 1873 года. Пальцы в пыльных перчатках наткнулись на конверт с выцветшей печатью — внутри лежал детский рисунок, где чёрным углём был изображён силуэт с пустыми глазницами. «Опять детские каракули, — проворчала коллега Илдико, поправляя шаль на плечах. — Выбрасывай, всё равно никто не придёт за этим мусором». Лайош сунул рисунок в портфель, не заметив, как по дороге домой тень от фонаря на