В мире, где границы между добром и злом становятся все более размытыми, он возвращается домой, надеясь на мир и покой. Бывший солдат, чье сердце закалено войной, он стремится начать новую жизнь, оставив за спиной ужасы прошлого. Но его внутренний компас справедливости не позволяет ему спокойно наблюдать за тем, как преступность и коррупция разрушают его родной город. Он решает направить свои
Радха в спешке несёт глиняный кувшин к колодцу за рынком, спотыкаясь о треснувший порог. Её сари, перешитое из бабушкиного, цепляется за ржавую ограду. Кришан, протирая пот со лба после разгрузки мешков с рисом в отцовской лавке, замечает её и подбрасывает в воздух мятый пакет с джалеби: «Опять историю Сахила про восстание 1857 года слушать будешь?» — «Лучше, чем твой папаша о налогах на ткани
Виджай Кашьяп, инспектор из Западного Дели, каждое утро начинал с проверки старого кожаного бумажника — там лежала фотография дочери Анши, страдающей астмой, и пустой ингалятор. После взрыва в рынке Сараоджинагар, где погибла его жена Сима, он рылся в обгоревших обломках, находя обрывок ткани с вышитыми инициалами «Р.М.». «Кто успел сбежать до детонации?» — спросил он у младшего коллеги Раджата,
Кавия Ранджан, в чёрной кожаной куртке и с потрёпанным чемоданом, входит в кондитерскую на углу рынка Чандни. Внутри пахнет жжёным сахаром и кардамоном. За прилавком — Абхиманью, в муке до локтей, перекладывает рахат-лукум в коробки с наклейкой «Срочно! Заказ для свадьбы Малхотра». «Ты опоздала на похороны на два дня», — бросает он, не поднимая глаз. Кавия тычет пальцем в договор о наследстве:
Мира, 17 лет, дочь кузнеца Раджеша, каждое утро раздувает горн в крошечной мастерской на окраине Гулмаара. Пахнет жжёным углём и маслом, которым она смазывает замшелые мехи. «Ты бы лучше замуж готовилась, а не железо ковыряла», — ворчит отец, вытирая пот с шеи грязным платком. Мира молчит, завязывает волосы в тугой пучок — её руки в ожогах и мозолях, а под столом спит слепой пёс Бабу, которого
Радж, 23 года, торгует старыми мотоциклами в переулке возле рынка Crawford в Мумбаи. Каждое утро он завтракает *пао бхаджи* у ларька Салима-бхаи, пока не замечает, как местный чиновник Шарма требует у торговцев «бонусы» за разрешения. «*Эй, Раджу, сегодня недоплатил на 500 рупий. Завтра принесешь двойку, или киоск закрою*», — бросает Шарма, разминая пальцы с золотым перстнем. Радж молчит, но
В деревне Нагарпали, затерянной среди рисовых полей, 16-летний Арджун каждый вечер помогает бабушке Кавите собирать сухие листья нима для окуривания дома. В старой корзине из бамбука она хранит кости предков, обернутые в красный муслин. «Джинны не любят дым, но боятся тишины больше», — бормочет Кавита, поправляя сари, выгоревшее на солнце. Арджун смеется, пока не замечает на руке синяк в форме
Раджеш, младший аналитик в банке «Сарасвати» на окраине Ченнаи, каждый день проходил мимо ларька с жареными самоса, прежде чем занять место за потёртым офисным столом. Его начальник, мистер Шарма, в пятницу бросил папку с отчётами о подозрительных транзакциях: «*Смотри, парень, если к понедельнику не разберёшься — пеняй на себя*». Вечером, проверяя данные за чашкой чёрного кофе с кардамоном,
Кабир Сурі, 28-летний программист из шумного района Бандра в Мумбаи, снимает квартиру на третьем этаже с видом на забитую рикшами улицу. Его жизнь усложняется, когда соседка Прити Шарма, учительница младших классов, вынуждена переехать к нему после затопления ее квартиры. «Ты же не хочешь, чтобы я ночевала в школе?» — бросает она, ставя на плиту кастрюлю с чаем, пока Кабир неуклюже передвигает
Мунна, 17 лет, вкалывает в чайной лавке возле вокзала Чаттрапати Шиваджи. Каждое утро разгружает мешки с кардамоном, пока хозяин Сурендра орет: "Следи за пенкой, иначе вычту из зарплаты!" После смены болтается с Раджешем у киоска с панипури — тот ворчит, разглядывая треснувший экран своего Nokia: "Мамаша опять требует деньги на лекарства. Где взять, а?" Мунна мечтает о
**Первый абзац:** Арджун, 16 лет, живет с отцом, Раджешем, в тесной квартире на окраине Ченнаи. Отец работает механиком в полуразрушенном гараже, пахнущем машинным маслом и старыми шинами. Каждое утро Арджун слышит, как Раджеш стучит ключами по столу: «Вставай. Школа. Через полчаса автобус уйдет». Вместо уроков Арджун тайком рисует граффити на стенах заброшенного склада, прячет краски под
Кальян, худощавый парень в выцветшей рубашке, развозит посылки на потрескавшемся мотоцикле Hero Honda по узким улицам Ченнаи. Коробка на багажнике обмотана веревкой, чтобы не упала на ухабах. Каждый день он заезжает в квартал ткачей — передает свертки с сари старухе Лакшми, которая ворчит: *"Опять накладная не та! Ты хоть школу-то заканчивал?"* Вечером, сортируя грузы в конторе, он
Знаешь, есть такие фильмы, после которых ты сидишь в темноте, уставившись в потолок, и пытаешься понять, что вообще только что произошло? Вот этот — из той самой категории. Помню, как в первые минуты думал: «Ну, обычная драма, скандинавский минимализм, дождь за окном…» Ан нет! К середине уже грыз ногти — напряжение такое, будто сам оказался в этой адской мясорубке непонимания и злобы. Главный