Mike Berry

Джексон Мэйс каждое утро заваривает кофе в треснувшей кружке с надписью "Лучший папа", надевает потёртую кепку с эмблемой почтовой службы и объезжает на стареньком грузовике улицы Брикерсвилля. В четверг он заметил, что конверт для миссис Эвелин с розовыми сердечками на углу надорван — внутри торчала фотография молодого парня в военной форме. "Опять её внук шлёт с фронта", — пробормотал Джексон, заклеивая конверт скотчем из бардачка. Когда Эвелин, размахивая садовыми
Грэйс, в засаленной куртке с выцветшим логотипом автомастерской «Iron Horse», копалась в двигателе Ford 1978 года, когда Милость втолкнулась в гараж, держа в руках скомканный листок с адресами. «Опять пропала Мейбл, та трехлапая, помнишь?» — выдохнула она, поправляя очки, заляпанные кошачьей шерстью. Их район в южном Чикаго — кирпичные дома, переделанные под склады, запах жареного лука из вьетнамского кафе через дорогу — стал эпицентром странных исчезновений: сначала бездомные коты, потом
Лина, 23 года, подрабатывает в кафе «Гранум» с зелеными пластиковыми стульями и вечно запотевшими окнами. Каждое утро перед сменой она забегает в библиотеку на Пайн-стрит, где в разделе психологии 1980-х находит потрепанный дневник с инициалами «М.Р.». Между страницами — засушенный цветок ирис, а на полях карандашные заметки о «зеркальных снах». В перерывах Лина переписывает отрывки в свою тетрадь с кофейными пятнами, пока коллега Карлос шутит: «Опять в депрессивных мемуарах копаешься?».