Изабель Кларк

В окопах под Верденом Жан-Люк Марсо, французский капрал с обожжёнными от газа пальцами, роется в кармане убитого немца — ищет патроны. Находит лишь смятое письмо и железный крест. *«Они уже детей мобилизуют, а ты ищешь свинец»,* — хрипит его напарник Анри, затягиваясь цигаркой из газеты. В Париже сестра Эмили Картье, канадская медсестра с подпоясанной верёвкой юбкой, режет простыни на бинты. В
В июне 1940 года Марсель, парижский пекарь, закапывает семейные фото в жестяной коробке под яблоней, пока на улицах слышны крики: «Немцы у моста Сен-Клу!». Его соседка Жизель, медсестра, собирает бинты из разорванных простыней, бормоча: «В госпитале на Монмартре не хватает даже йода…». В Варшаве подросток Ян крадёт радиодетали из разбомбленного дома, чтобы собрать передатчик для подполья. Его
Капрал Жюльен, 22 года, копал окопы под Верденом, когда осколок разорвавшегося снаряда пробил ему бедро. Лейтенант Марешаль, бывший школьный учитель, перетянул рану грязным бинтом, пока Жюльен скрипел зубами: *"Дождь смывает кровь быстрее, чем мы успеваем её пролить"*. В траншеях пахло гнилой землёй и порохом; солдаты спали стоя, прислонившись к мешкам с песком. На рассвете немцы
Люка, бывший механик с застарелой травмой колена, замечает странные вспышки над Марселем. Его сестра Элоиза, фармацевт с обгоревшим на солнце затылком, в это время перебирала просроченные упаковки в подсобке аптеки. «Ты слышал? По радио говорили про отключение электричества в Ницце», — крикнула она, разбивая ящик с ампулами диазепама. Они встретились у гаража Люка, где пахло бензином и гнилыми
В дождь, на мокром тротуаре возле букинистической лавки на rue Mouffetard, Клод, архивный работник с недосыпом, наткнулся на письмо 1952 года с печатью НКВД. Внутри — записка на русском: *"Проект 'Серп' активирован. Ожидайте контрольного сигнала"*. На обороте — детали парижского адреса в 13-м округе. За кофе с ромом в *Café des Écluses* он показал бумагу подруге-журналистке
Знаешь, иногда кажется, что мы всё уже видели про ту войну — а потом натыкаешься на что-то вроде этого. Представляешь: больше 500 часов архивной хроники, которую не просто отреставрировали, а раскрасили, вдохнули в неё звуки, голоса, жизнь. И ведь половину этого раньше вообще никому не показывали! Ты будто проваливаешься в самое пекло: вот окопы во Франции, где грязь по колено и холод пробирает
Знаешь, иногда натыкаешься на истории, которые будто выворачивают душу наизнанку. Вот смотрю я эту ленту — а она как удар под дых. Там, понимаешь, два человека цепляются за чувство, которое в мирное-то время хрупким бывает, а уж когда вокруг руины да страх... Это ж надо — в кромешном аду находить силы шептать «люблю» сквозь слёзы и пыль. Меня до сих пор колбасит от одной сцены: они прячутся в
Знаешь, иногда судьба подкидывает такие повороты, что диву даёшься. Вот возьми того же Гитлера — вроде обычный парень, неудавшийся художник, малюет себе этюды где-то в углу Вены. А потом бац — Первая мировая, и он вдруг проникается идеей «спасения Германии». Ну кто бы мог подумать, что этот самый чудак с кисточкой через пару десятилетий превратится в того самого фюрера, от которого мурашки по
Знаешь, иногда судьба подкидывает такие сюжеты, что даже голливудским сценаристам не снилось. Вот представь: юной Еве Браун гадалка когда-то накаркала — мол, счастья не обещаю, зато твою любовь весь мир запомнит. И как в воду глядела! Девчонка из обычной семьи влюбилась… в того самого человека. Того, чье имя до сих пор отзывается мурашками. Адольф Гитлер. Да-да, тот самый. Странно, правда? Между