Жан Беккер

Анри, печатник из парижского квартала Бельвиль, каждое утро заворачивал в газету *Le Monde* теплые круассаны для соседки Эмилии. Она шила шторы в мастерской над кафе «Ла Шевр», где хозяин Жан-Клод вечно спорил с поставщиком сыра: «Твой бри пахнет, как носки после марафона!» Однажды в стене между их комнатами появилась трещина — не глубже мизинца, но из нее тянуло сыростью и звучал далекий вальс.
Жан-Луи, седой художник с привычкой теребить кисть в кармане халата, вернулся в провансальский дом после десятилетий в Париже. На заднем дворе, где терракотовые горшки валялись рядом с проржавевшей лейкой, он столкнулся с Анри — коренастым садовником в растянутом свитере, копавшимся в грядках с тимьяном. «Твоя мать говорила, ты рисуешь голых женщин, — хрипло рассмеялся Анри, вытирая локоть о
В приморском городке Сен-Луи пятнадцатилетняя Клодин разбирает вещи на чердаке бабушкиного дома. Завалявшаяся под старыми чемоданами тетрадь 1968 года описывает исчезновение рыбака Анри Моро — его лодку нашли пустой, а в каюте лежала ветка плюща с синим цветком. Клодин звонит соседу Тео: «Смотри, тут про твоего прадеда. И цветы такие же, как у нас под ставнями». Они идут к порту, где местный
Знаешь, эти истории про отцов и сыновей — они всегда такие... Ну, сложные, да? Но тут всё вообще на грани. Представь: парень годами копил обиды на отца, а потом бац — узнаёт, что старик в войну через такое прошёл, что волосы дыбом встают. Вот буквально! Сидят они в этой чёртовой яме, четверо друзей, немцы сверху стволами потряхивают — мол, не признаётесь, кто рельсы взорвал, всех к утру
Представляете, живут себе два человека — Жожо Браконье и его вечно ворчащая Лулу. Ненавидят друг друга лютой ненавистью, аж искры летят! Но развестись — ни-ни: бизнес-интересы общие, деньги делить неохота. Знакомо, да? Вроде и ад кромешный, а выхода нет. Вот сидит как-то Жожо перед теликом, смотрит на этого Мориса Жакáра — адвоката-звезду, который всех подряд оправдывает. И такой: "А что
Вот, представь: мне всего три годика, а папаша взял и слинял. Бросил нас с мамой, как старый хлам. А потом... потом денег ни копейки, мать в петлю. До сих пор не пойму — как она решилась? Может, думала, мне легче будет? Да хрен там! Бабка с дедом орали сутками, вот я и сбежала в приют. Там хоть кормили. А ещё там были Соланж и Ахмед. Эти двое — мои сёстры-братья, кровные, хоть и не по паспорту.
Лето 1975-го, глухая французская деревушка — и вдруг наезжают эти городские: муж в коляске, жена с каменным лицом и их дочь Элиана, девчонка лет девятнадцати. Ну, думаешь, типичная семейка на отдыхе? Как бы не так! Элиана — она же не просто так тут болтается. Встречает местного пожарного Флоримона, парня вроде симпатичного, но... Чуешь, тут что-то нечисто? Ага, оказалось, знакомство-то неспроста.