Виталий Павлов

В квартире на пятом этаже хрущёвки Ольга, учительница математики, разливает чай в треснувшую кружку с надписью «Супермама». Её муж Игорь, электрик из ЖЭКа, ковыряет отвёрткой в розетке, пока их дочь-подросток Катя тыкает в телефон, игнорируя тарелку холодных макарон. «Опять уроки не сделала? — бросает Ольга, вытирая крошки со стола с пятном от кофе. — Завтра родительское собрание, а у тебя двойка по химии». Игорь роняет болт в тарелку: «Химия… У меня вон транзисторы сгорели — тоже химия?» В
Зоя застряла в автобусе №45, который вечно ломался у моста через Обводный канал. В сумке болтались тетради по физике и пачка «Беломора», которую она тайком брала у отца-слесаря. На остановке «Заводская» к ней подсел Антон, парень из параллельного класса, в кирзовых сапогах и с гитарой за спиной. «Опять на рывок опоздаешь», — хрипло бросил он, вытирая запотевшее стекло рукавом. Она молча сунула ему в карман записку: «После восьмого урока — чердак школы. Найди старую картузницу». Антон смял
Лера заказала баню на окраине Подмосковья — старую, с облупившейся краской на дверях и треснувшей плиткой в предбаннике. Подруги — Катя в кожаной куртке, Марина с сигаретой в зубах, Оля, вечно копающаяся в телефоне — приехали на раздолбанной «Ладе», царапая днищем ухабы. «Последний спокойный вечер перед адом», — Лера потрогала обручальное кольцо, пока Катя ставила на полок бутылку «Советского»: «Шампанское для трусих. Нам бы самогон». Марина полезла за веником в углу и выдернула из-за печи
Ольга, бывшая учительница из Ростова, с утра разгружает коробки в полуразрушенном доме под Севастополем. Алексей, ее муж, вкалывает на стройке у частника — заделывает трещины в стенах, спорит с подрядчиком: «Ты мне песок с ракушкой подсунул, я ж просил речной!» Дочь Катя, пятнадцать лет, на перемене в новой школе срывает со стены плакат «Крым наш», кричит однокласснице в кожаном жакете: «Мой дед здесь в восьмидесятых маяки чинил, а твой кто?» Сын Тимофей, шестиклассник, меняет на рынке мамины
Знаешь, как бывает — живешь себе, стрижешь волосы людям десять лет кряду, а потом бац! — и понимаешь, что душа вообще не в этом. Вот Машке как раз так приспичило. Ну, за тридцать, личная жизнь — тишина, вечера с кофе и сериалами, а в голове мысль: "И это всё? Серьёзно?" Взяла да и подала документы на юрфак — сама не поняла, как. Подружки крутили у виска, мол, куда тебе в тридцать начинать с нуля? А она упёрлась: выучилась, диплом в кармане — и пошла штурмовать юридический Олимп.
Вот так сюрприз! Просыпаешься в пять вечера – уже неловко, а тут ещё… Рядом в постели незнакомый мужик! Рина, тихая редакторша из издательства, аж подушкой придушиться готова – от шока. Вчерашняя вечеринка – сплошное белое пятно. То ли вино лилось рекой, то ли танцы на столе были – хоть убей, не вспомнить. А этот тип мирно сопит, будто так и надо. "Что я натворила?!" – мозг лихорадочно скроллит варианты, каждый страшнее предыдущего. Сердце колотится, как сумасшедшее – ладони липкие, в
Знаешь, бывает в жизни такое — будто вселенная тебя ненавидит. Вот представь: мужик, лет сорока с хвостиком, один как перст. Не то чтобы старый, но уже и не молодой. Каждый день — новый пинок под зад: то проект на работе зарубили (а он над ним три месяца пахал!), то машину угнали — причём ту самую, с которой ещё память о бывшей связана. А тут ещё ноутбук склеил ласты — все чертежи коту под хвост. И ведь как назло, в один день всё грохнулось! Чувак просто сел на край кровати, смотрит в стену и
Леонид Ильич Брежнев, наверное, седые волосы рвал из-за своей дочки Галины — ну честно, она ему покоя не давала! Да, женщина была не без греха — там и выпивка, и кутежи, но нельзя не признать: в ней же огонь горел! Искусство обожала, красоту ценила — не просто так вокруг неё весь светский бомонд вертелся. Романы — один горячее другого, мужья как перчатки менялись, а уж про бриллианты и эти её «Чайки» шикарные и говорить нечего… Вся страна судачила, а она будто нарочно подкидывала поводы для