Хусейн Эркенов

Серега рылся в подвале школы, пока не наткнулся на коробку с потрескавшейся изолентой. Внутри — пожелтевшие схемы ракеты, подписанные корявым почерком: *"Проект 'Буран-2', 1987"*. Лена, разбирая листы при свете фонарика, тыкала в расчеты: "Тут даже формула Циолковского… Твой дед, говоришь, на заводе этим баловался?" Серега молча достал из кармана ключ от гаража, где ржавел двигатель от трактора — "Попробуем на керосине". За окнами дождь стучал по жестяной
В заброшенном цеху на окраине Нижнего Тагила Артём, электрик с облупившимся термосом в руках, натыкается на коробку с плёнками. На одной из кассет — его отец в форме НКВД, допрашивающий женщину с родинкой над губой. «Ты думал, сгоревшие архивы никому не нужны?» — шипит в телефон старый друг отца, Семён, когда Артём пытается спросить о записи. Пока Артём ковыряется в проводке общежития завода «Красный пролетарий», его соседка Лида, медсестра с татуировкой цитаты из Есенина на ключице, замечает:
Знаешь, есть одна повесть, которая в своё время меня просто прибила к дивану — Юрия Полякова, если не ошибаюсь. Это ж надо, в конце 80х или начале 90х взять и вынести весь этот армейский сор из избы! Я до сих пор помню, как меня пробирало: там же не про марширование и героизм, а про ту самую кухню, где молодых ребят ломали через колено. Слушай, а ведь до этого в литературе всё как-то стыдливо замалчивали — типа «армия школа жизни», а тут бац! — и про дедовщину, и про унижения, и про то, как