Tom van Kalmthout

Дюко, в засаленном фартуке с карманом, набитым гайками, копался под раковиной, где из трубы сочилась вода цвета ржавчины. «Она верещит, как моя тетя в день распродаж», — бормотал он, вытирая лоб кленовой веткой, валявшейся на полу вместо тряпки. Рой, в очках с одним стеклом, сидел на кухонном столе, методично чистил картофелину ножом для масла. Картофель оказывался ластиком — стружка падала на
В трейлере с треснувшим зеркалом семья Ван дер Берг — Марк, Линда, их дети Йорис (15) и Мила (13) — едет в Эйсден, Южный Лимбург. Марк, менеджер склада, настаивает: «Две недели без телефонов — это шанс начать всё с нуля». Линда, укладчица волос в салоне, перебирает пакетики растворимого кофе: «Ты хоть проверил, есть ли тут Wi-Fi?». Йорис стучит кулаком по экрану телефона: «Да тут даже 3G не
Знаешь, иногда война выбивает почву из-под ног так, что и опомниться не успеваешь. Вот как у Тома — парнишка враз осиротел после той проклятой бомбёжки в Роттердаме. Представляешь? Остался один на один с войной, да с такой злостью внутри, что аж дышать тяжело. Пристроили его к каким-то троюродным тёткам на ферму — глухомань, где даже петухи, кажется, скучают. А он всё кипит: немцев ненавидит