Мария Ткачёва

В промозглом киевском подъезде на Оболони Артем ронял ключи из онемевших пальцев. Его мать, Людмила Степановна, оставляла на табуретке термос с чаем из калины — "Щоб зогрівся, сивий вовче", писала на бумажке фиолетовой помадой. По вечерам он чинил старые "Таврии" в гараже за Троещиной, специально ударял молотком по костяшкам — проверял, вернулась ли боль. Врачи из 17-й больницы твердили: "Неврология не алхимия, Гриненко. Нервы не паяльником склеишь", но после
Оксана, сварщица из села под Черниговом, нашла в бабушкином чердаке старый сундук с вышитыми рушниками и письмами на пожелтевшей бумаге. В одном из конвертов — фото мужчины в военной форме, похожего на ее давно пропавшего деда. Бабушка Мария, перебирая льняные нити, буркнула: *«Ткала не для продажи, а для памяти. Тут каждый стежок — чья-то боль»*. На фабрике, где Оксана ремонтировала ворота, она встретила Андрея, историка-архивиста, который искал документы о расстрелянных в 1937-м. Вместе они
Знакомьтесь, Таня Куликова — экскурсовод в каком-то провинциальном музее. Девчонка с головой в искусстве, особенно древние греки её вдохновляют. И внешне прям вылитая гречанка — карие глаза, смуглая кожа, копна этих кудрявых волос. Ну и вот, на одной из выставок её замечает Григорий Середа — московский арт-дилер, предприимчивый, с деньгами. Красивый, богатый, умный — эталон мужчины, прямо принц из сказки. Казалось бы, Таньке выпал джекпот — нашла себе идеального мужчину. Ага, как же! Оказалось,