Френсис Леклерк

Кайл, в засаленном фартуке с пятном от вчерашнего соуса, ковыряет ногтем засохшую картошку на тарелке. Закусочная "Лунный свет" на углу 5-й авеню и Бейкера: треснувшая плитка, вечно забитая раковина, запах старого масла. Официантка Мия, с розовым хвостиком и синяком под глазом от ночной ссоры с парнем, швыряет ему в мойку поднос. "Рик опять пересолил стейк, — бормочет она, закуривая у задней двери. — Клиент орал, что мясо как подошва". Кайл молчит, скребет сковороду с
Лена, пятнадцать лет, в рваных джинсах и с краской в волосах, первая заметила, что часы в школьном коридоре Монреаля показывают разное время. Ее младший брат Мило, вечно жующий кленовые леденцы, тыкал пальцем в циферблат над спортзалом: «Тут вообще стрелки назад крутятся». К вечеру в кафе «Бобр и Клен» официанты застывали с подносами, будто их кто-то поставил на паузу. Соседка-пенсионерка, мадам Тюссо, жаловалась Лене у лифта: «Мой пудель три часа не шевелится — даже блох не ловит». Гектор,
Лайм каждое утро выходит из покосившегося домика с синей дверью, переходит гравийную дорогу к причалу. Он проверяет сети, оставленные отцом-рыбаком, который пропал три года назад. В кармане — потрепанный блокнот с координатами мест, где ловили крабов. "Там, где чайки не кричат", — написал отец последней записью. Сестра Лайма, Клара, работает в закусочной «Моллюск»: жарит картошку фри в форме звездочек, вытирает прилавок тряпкой с запахом старого масла. "Ты опять в этих своих
Представляешь, лето 1969-го, жара в монреальской глуши. Мартину — всего двенашка, а он уже бредит этими бейсбольными битами с утра до ночи. Весь район знает: чувак готов на стадионе жить, лишь бы мяч ловить. Но вот незадача — на отборах его развернули, как последнего лузера. Типа «извини, парень, не тянешь». Представляешь, как душа у подростка обрывается? Я бы точно сгорел со стыда... А тут ещё папаша Мартина, Шарль, внезапно выкидывает финт. Собрал всех этих «отказников» — сопливых, злых, с